Смертельный просчет - [6]

— Вы решили меня шантажировать?

— Нет. Я просто стараюсь объяснить, что если Гай завтра уйдёт, то два миллиона фунтов, которые вы вложили в компанию, могут сгореть.

— Вы решили меня шантажировать. — Тони усмехнулся, затем помрачнел и подался вперёд. — Позвольте мне сказать вам кое-что. Угрозы на меня не действуют. Никому из тех, кто когда-либо мне угрожал, просто так это с рук не сходило. В любом случае, Ингрид, с завтрашнего дня вы у меня не работаете. И вы, Дэвид, тоже. А теперь я желаю вам всего хорошего.

Мы с Ингрид посмотрели друг на друга и встали.

— Подонок, — пробормотала она, когда мы оказались на улице.

— Не обращай внимания, — попытался утешить я. — Все равно стоило попробовать.

— Гай был прав. Нам не следовало брать у него деньги.

— Правильно, не следовало. Но сейчас жалеть об этом поздно.

В конце улицы мы снова заметили человека в машине. Кажется, он спал. Затем вдруг встрепенулся и завёл двигатель. Сворачивая за угол, я оглянулся и увидел, как Тони выходит из подъезда.

— Мне он всегда был противен, — призналась Ингрид. — Тогда, во Франции, уже было ясно, что Тони Джордан дрянь. Изображает плейбоя, а сам всего лишь мерзкий старик. Мне иногда хотелось…

Я так и не узнал, чего иногда хотелось Ингрид, потому что услышал рёв автомобильного двигателя и крик. В той стороне, где находился дом Тони Джордана. Я побежал, свернул за угол и недалеко от подъезда, где жил Тони, увидел распростёртое на тротуаре тело. Костюм и фигура были знакомые, но лицо разглядеть не удалось. Оно превратилось в кровавое месиво. Через несколько секунд примчалась Ингрид. Посмотрела и вскрикнула.

Похоже, наша компания лишилась председателя совета директоров.

Часть вторая

3

Июль 1987 года, за двенадцать лет до описываемых событий, Дорсет

Я вырвался в штрафную площадку за секунду до того, как Гай послал мяч в дальний угол ворот. Вратарь, Фил, прыгнул, но мяч, пролетев примерно в дюйме от его вытянутых пальцев, отскочил от штанги и пришёл прямо мне на голову. А я отправил его точно в ворота.

— Отличный удар, Дэвид! — крикнул Торстен. — Пять — четыре. Мы выиграли!

Я посмотрел на Гая. Он улыбался, довольный. Меня всегда поражала его способность выбрать момент для удара на любом участке поля.

Мы начали переодеваться. Весь день стояла дивная погода, но к вечеру, я это заметил только сейчас, небо заполнили клубы чернильно-чёрных туч. В предчувствии грозы в окаймляющей футбольное поле роще всполошились птицы. Под их гвалт мы неторопливо двинулись к Мельнице. Так называлось наше общежитие на сорок человек, действительно перестроенная старинная водяная мельница. Сам школьный кампус находился в полутора милях отсюда, за сочным лугом, на котором паслись коровы.

Возможность поиграть в футбол у нас появилась лишь на этой неделе. Выпускные экзамены почти закончились. У меня осталась письменная работа по математике, так что можно было дать мозгам отдых. А через три недели завершится и вся школьная эпопея. Дистанция от тринадцатилетнего подростка до восемнадцатилетнего юноши, почти взрослого, будет пройдена. Но расставаться со школой немного жаль.

— Здорово ты вышел к воротам, — похвалил я Гая.

Он пожал плечами.

— И ты, Дэвид, сработал головой неплохо.

Мы подходили к общежитию.

— Я говорил вчера с отцом, — сказал Торстен. — Он хочет, чтобы я все лето трудился в его офисе, в Гамбурге.

Отец Торстена Шолленбергера был одним из крупнейших медиамагнатов в Европе.

— Что? — удивился Гай. — Это же негуманно. После экзаменов и вообще.

— Конечно, — подхватил Торстен. — Мне в сентябре ехать во Флориду — поступать в колледж. Неужели нельзя хотя бы немного отдохнуть?

— Так ты во Францию не поедешь?

— Видимо, нет.

— Старик, это погано. Разве ты не можешь ему возразить? Тебе восемнадцать. Ты уже взрослый. Он не имеет права принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь.

— Гай, ты же видел моего отца. Он считает, что имеет право на все.

Я молча шёл рядом. Летом мои родители, как всегда, будут отдыхать в Девоне, в жилом автофургоне. Надеются, что я поеду с ними. В фургоне очень тесно, но я люблю родителей, и мне нравится Девон. Как хорошо погулять с отцом по вересковым зарослям! Он также предложил мне поработать летом у него в офисе филиала жилищно-строительного кооператива в небольшом городке в Нортгемптоншире. Наверное, соглашусь. Шестьдесят фунтов в неделю будут совсем не лишними. Но об этом я Гаю с Торстеном даже не заикался.

Бродхилл была одной из самых дорогих школ-интернатов в Англии с роскошными условиями для учёбы и жизни. Удивительно, но попасть сюда (теоретически) могли дети даже из небогатых семей, потому что школа выделяла несколько стипендий для особо одарённых. Причём одарённых в любой области. Я, например, получил стипендию, выдержав очень сложные вступительные экзамены с огромным конкурсом, а вот вратарь Фил был превосходным виолончелистом. Я знал, что отец Гая платил за обучение сына, хотя его спортивные достижения в футболе, крикете и теннисе могли обеспечить стипендию по спорту. Отец Торстена, разумеется, тоже платил.

В результате в школе собралась довольно забавная компания мальчиков и девочек. Дети мультимиллионеров и обычных служащих, некоторые чуть ли не гении, а иные почти неграмотные, пловцы, выступающие на международных юношеских соревнованиях, и концертирующие пианисты. Довольно солидную долю занимали тупицы, бездельники и даже хулиганы. Алкоголь и табак были распространены повсеместно. И даже наркотики возникали кое-где время от времени. Но по каким-то причинам, несмотря на скопление в почти замкнутом пространстве вполне половозрелых юношей и девушек, секса в интернате было очень мало.