Смертельный просчет - [22]

Сегодня я впервые занимался любовью.

Хотелось рассечь кулаком воздух и издать победный крик. Но нельзя — рядом Доминик. А подавить улыбку невозможно.

— Ca va?[16] — спросила она, глянув на меня.

— Cava bien,[17] — ответил я.

Взрыв моей юношеской страсти длился не более двух минут. Впрочем, Доминик, кажется, это было безразлично. Она пошла в комнату взять сигарету. Потом села напротив, голая, скрестила ноги, прикурила. Предложила сигарету мне. Я никогда не курил, если честно, даже не знал, как это делается, но взял сигарету и глубоко затянулся. Последовавший приступ кашля рассмешил Доминик. Она наклонилась меня поцеловать, и я мгновенно возбудился. Она вскинула брови.

— Так скоро?

Я пожал плечами и улыбнулся.

— Так в чём же дело?

Во второй раз это длилось дольше, и я сильно вспотел.

— Пошли, — сказала Доминик, после того, как мы приняли душ. — Постараемся хотя бы застать их там.

Спуск закончился, мы въехали в жилые кварталы. Скоро Монте-Карло, где предстоит встреча с Гаем и его отцом. Вопросительные взгляды, извинения. Когда Доминик вела меня за руку в спальню, я не думал о последствиях, до которых теперь оставалось минут пять.

Невероятно. Я вступил в связь с замужней женщиной. Женой отца моего друга. Я знал — это плохо, но мог сказать в своё оправдание, что муж изменил ей прошлой ночью, что она вполне сознавала, что делает, а я никак её не провоцировал. То есть, в любом случае, был не инициатором преступления, а лишь соучастником. В конце концов, это Франция, где у замужних женщин принято иметь любовников. Это известно каждому. Но как ни оправдывайся, все равно моё поведение было безнравственным.

Однако если бы всё вернулось назад, я бы, очевидно, поступил точно так же, ведь для меня приоткрылась дверца в другую жизнь. Где много денег, солнца, секса, красивых женщин. Я чувствовал отблески этой жизни в некоторых учениках школы Бродхилл, а вот теперь прикоснулся к ней сам. Дверца приоткрылась ненадолго, всего на несколько мгновений, возможно, единственный раз в жизни. Так лови момент. Наслаждайся, пока есть шанс. И вообще, чего это я вдруг забеспокоился, что придётся с кем-то объясняться? Разве Доминик признается мужу?

Она умело провела машину по забитым транспортом улицам Монте-Карло с высокими жилыми домами по обе стороны, большей частью оранжевыми и жёлтыми, и поставила её в неположенном месте, заблокировав «роллс-ройс». Мы подошли к ресторану. Наша компания сидела за столиком на улице. С ними был какой-то крупный мужчина.

— Дорогой, извини, что опоздали, — произнесла Доминик, приближаясь к Тони с беззаботной улыбкой. Он встал для традиционных поцелуев. Она посмотрела на незнакомца. — А, Патрик! Comment vas-tu?[18]

Тот с трудом поднялся, едва не опрокинув животом нетвёрдо стоящий стол, и расцеловал Доминик в обе щеки.

— Дэвид, это Патрик Хойл, — сказала Доминик. — Адвокат Тони. Очень умный. Потому и живёт здесь, в Монте-Карло, чтобы сэкономить миллионы франков на налогах. Патрик, это Дэвид Лейн, школьный друг Гая. Обаятельный мальчик.

Я пожал руку Хойлу, которая оказалась влажной.

— Приятно познакомиться с вами, Дэвид, — пророкотал он.

Его большую круглую голову окаймляли пучки чёрных волос. Глаза закрывали очки с розовыми стёклами. Кожа бледная, особенно если учесть, в каком солнечном месте он живёт. И Патрик Хойл был толстый. По-настоящему толстый.

Я пробормотал что-то в ответ. Слово «обаятельный» мне показалось неуместным.

— Мы закажем салат, — промолвила Доминик.

Все за столом выглядели необычно, словно были чем-то смущены. У Мел несчастный вид, Ингрид безучастно смотрела перед собой, Гай слегка раздражён, а Тони меланхоличен. Лишь Хойл ощущал себя вполне уютно, подливая себе в бокал красного вина.

Доминик обвела взглядом бухту, где плотными рядами стояли моторные яхты, стоившие миллионы долларов, и с ослепительной улыбкой повернулась к мужу:

— Сегодня такой чудесный день, правда, Тони?

Я вспомнил, как они кричали друг на друга ночью, как подчёркнуто равнодушно вели себя перед обедом. Разумеется, Тони это тоже показалось странным. Он вопросительно посмотрел на Доминик, затем на меня. Я отвёл глаза и уставился в меню. Но и доли секунды оказалось достаточно.

Он понял.

Мне захотелось, чтобы в стуле образовалась дырка, куда можно провалиться.

Он всё понял.

И самое главное, я вдруг осознал, что Доминик затеяла всё это, чтобы отомстить мужу. Он трахнул дитя, ну и она тоже.

Я покосился на неё. Доминик весело болтала, куря сигарету, победно улыбаясь. Что она говорила, до меня не доходило, да и не было важно. Беседу вообще никто не поддерживал. Только Гай иногда подавал вялые реплики.

А я сидел, зарывшись в меню, моля Бога, чтобы Он перенёс меня куда угодно.

Ощущение было такое, словно меня вываляли в грязи. Я знал, что сочувствия не заслуживаю, поскольку наделал много глупостей. Неужели нельзя было догадаться, что единственное, чего хотела Доминик, — досадить мужу. А я просто инструмент. Жалкий ничтожный юнец, которого использовали для мелкой мести.

Идиот.

Наконец кошмарный обед закончился, мы отправились на пляж, а Хойл к себе в офис. На сей раз я твёрдо решил ехать в джипе. К Доминик села Ингрид.