Смертельный мир - [48]

– Мы знаем только, что некто, а именно, Творец, сделал это при помощи какого-то фантастического прибора, называемого «выборочным преобразователем», – сказал Никус. – А история преобразования, у каждого своя. Вот хотя бы ты, Клюгк, когда и как в мире за стеной очутился?

– Хм, когда и как очутился, – отмахнулся капитан, но, посмотрел на атамана и убедился, что тот и остальные приготовились слушать…

Это было больше пяти лет назад. Отслужив два года в десантных войсках, Саня Клюквин демобилизовался, погулял полтора месяца в свое удовольствие, а когда нагулялся, устроился работать в инкассацию – собирать по московским магазинам дневную выручку и сдавать деньги в банк. Тогда почти все инкассаторские маршруты пересели на мощные броневики, окрашенные в темно-желтый цвет с продольной зеленой полосой на боках. Бригада маршрута Сани Клюквина под номером 33 пока что продолжала кататься на обычной «Волге». Начальство объясняло это тем, что в центре города, где они работали, налетчики вряд ли рискнут пойти на ограбление. Инкассаторы не возражали: ограбления вообще случались крайне редко, а «Волга» и ездила порезвей и, в отличие от броневика, катать в ней маршрут по шесть-семь часов кряду было гораздо комфортней.

В тот августовский день Клюквин был сборщиком. Ходил по магазинам, отдавал кассирам порожние сумки, забирал сумки с деньгами и приносил обратно в машину, где его поджидали водитель и старший инкассатор. Как раз накануне Саня отметил со своими давними друзьями свой двадцать первый день рождения и по окончании маршрута собирался, что называется, проставиться недавно обретенным друзьям-инкассаторам. Не то, чтобы организовывать застолье, а так – во дворе банка на скамеечке под липами распить с сослуживцами несколько пузырей водки под легкую закуску и разбежаться по домам, чтобы на следующий день, придя на работу к 16.00, выглядеть как огурчик.

Водка, пиво и закуска были закуплены, маршрут подходил к концу, на улице начало темнеть. Проинкассировав предпоследнюю точку, Саня быстрым шагом вернулся к машине и только, когда открыл дверцу, с удивлением обнаружил, что два больших мешка, под завязку набитые сумками с деньгами, уложены рядышком на заднем сидении, но ни водителя, ни старшего инкассатора в салоне нет. Еще больше он удивился, увидев на водительском сидении форменную инкассаторскую одежду, а на полу под рулем – ботинки. Следующее удивление Саня Клюквин испытал, очнувшись на Нейтральном острове…

– Слушай, – сказал Фрол, когда Клюгк закончил рассказ, – у меня брателло в ментуре сыскарем пашет, и помню, он мне рассказывал, как однажды инкассаторская бригада из трех человек исчезла, прихватив все собранные денежки. Приличную сумму, кстати, называл. Это не твой ли случай?

– Не знаю, – пожал плечами Клюгк. – Может, и мой. Я вот иногда думаю, что если вдруг когда-нибудь доведется вернуться в настоящий мир… Ведь меня там обязательно за ворюгу примут, а то и за убийцу. Спросят, куда, мол, дружков-инкассаторов подевал?

– И поэтому, разбойник Клюгк, лучше бы тебе обратно в потустенный мир не возвращаться, ха-ха-ха, – подытожил атаман. – Ну а ты, Михыч, расскажешь нам свою историю?

– Да чего там рассказывать, – вяло улыбнулся Михыч, поглаживая раненое плечо, – ничего интересного.

– Ладно, – сказал Никус, – я сам за тебя расскажу. В потустенном мире наш Михыч, как прирожденный пожарник, можно сказать, пылал страстями к двум стихиям – огню и воде. Огонь он ненавидел всеми фибрами своей души. Соответственно, всеми фибрами души, любил воду в любых ее проявлениях: лед, снег, дождь, реки, моря… И все потому, что вода – враг огня. Ну и вот, как-то, навоевавшись с ненавистным ему огнем, наш Михыч решил насладиться любимой ему водой. Пришел на берег Москвы-реки, что в Строгино протекает, нашел более менее уединенное местечко, разделся, накупался вдоволь, прилег на песочек отдохнуть и… как вы, наверное, уже сами догадались, очнулся не на песочке а на нашем любимом Пятаке Нейтрального острова. Вокруг которого плещется водица, в которой ну никак не искупаешься, ну а пожаров здесь и в помине нет, – сам Творец не предусмотрел…

– Зато Творец много чего другого предусмотрел, – сказал Ушац.

– Во-во-во, – переключил на него внимание атаман, – пришла очередь и нашему меткачу свою историю преобразования поведать. – Ты говорил, что в потустенном мире егерем был…

– Ну да, егерем, – в нашей Нижегородской губернии. Смычок гончаков держал, да вот не уберег…

– Украли собачек? – спросил Михыч. – Или сами убежали?

– Сгорели. В охотничьей избушке. Жаль, тебя тогда с нами не было, может и спас бы…

– Как же такое случилось? – удивился бывший пожарник.

– Да я сам во всем виноват, – тяжело вздохнул Ушац.

…Охота в те выходные обещала быть добычливой. Первый снег, выпавший в начале ноября и пролежавший дней десять, успел растаять, заяц же к тому времени полинял, и теперь в лесу на фоне темной листвы его белое мелькание можно было заметить с приличного расстояния. Да и гончаки опытного егеря Владимира Ушакова заслуженно считались лучшими в хозяйстве. К тому же пятеро охотников, приехавшие на двух джипах, казались далеко не новичками, и стаж пребывания в охотничьем обществе, отмеченный в их билетах, это подтверждал. Правда, среди своих клиентов, Ушаков предпочел бы видеть кого угодно, только не новых русских, однако этих самых клиентов по точкам распределял не простой егерь, а главный охотовед. Вот он и распределил «богатеньких буратин» в обход Ушакова, благо и охотничья избушка у того была добротная, и парилка в баньке на берегу пруда считалась одной из лучших в охотхозяйстве. И еще главный охотовед намекнул, что за организацию хорошей охоты, клиенты в долгу не останутся.