Смертельный медовый месяц - [29]

— Мы и на самом деле перехитрили ее, — улыбнулась Джулия.

— Хм...

Они подошли к скамейке у дорожки, которая шла вдоль западной ограды парка. Тут они были почти напротив дома Уошберна. У входа все еще стоял все тот же привратник.

— Мы перехитрили ее.

— Старушку или...

— Она решила, что мы милая молодая парочка. Допускаю, что в свое время мы такими и были. — Она отвела взгляд в сторону. — Но я совсем не уверена, что мы и теперь та же парочка.

12

Их скамейка стояла в тени двух высоких вязов. Воздух в парке был прохладнее и чище, чем в городе. Они сидели на скамейке тесно прижавшись друг к другу, смотрели сквозь решетку на дом напротив. Декорация совершенно не соответствовала обстоятельствам. Она была слишком спокойной. Мысли Дэви начали путаться и ему пришлось заставлять себя думать о том, что привело их сюда. В остальном он держался свободно, чтобы соответствовать впечатлению, произведенному на старушку. Молодые, проводящие медовый месяц и пожелавшие провести несколько минут в стороне от жары и уличного шума Нью-Йорка.

Сосредоточиться ему помогало другое: мысли о пяти пулях, которые, одна за другой, были выпущены в голову Корелли; о тех ловких, безжалостных побоях, которые ему самому пришлось снести; о зверском, циничном и жестоком изнасиловании Джулии; о холодной ярости по пути в город; о Карле, так чванившемся своими мускулами Карле, телохранителе Люблина, который сперва был столь спесивым и мощным, а теперь был мертв.

Наблюдать было довольно трудно. В начале им казалось, что этого достаточно — занять пост, оставаться на нем и ждать, пока что-нибудь произойдет. Все было так за исключением одного — ничего не происходило.

Никто не входил в дом Уошберна и никто не покидал его. Привратник стоял на своем посту. Точно в час он зажег сигарету и примерно через двадцать минут бросил окурок на тротуар. Время от времени в парк приходил кто-нибудь со своим ключом — или выгулять собаку, или посидеть за книгой или газетой. Занавеси в квартире Уошберна были еще открыты, но окна находились на четвертом этаже, а они сидели внизу. Было видно только то, что в комнате горит свет. Это означало, что кто-то, вероятно, дома, но это было и все, что они пока могли выяснить.

Поэтому постепенно им становилось все труднее сконцентрироваться. Они беседовали, но разговор вращался вокруг одной и той же темы, что придавало всей ситуации налет нереальности. По поводу предстоящей задачи говорить было почти нечего — ни о квартире Уошберна, ни о том, что предпринять дальше. Другие темы как-то не соответствовали моменту. Поэтому в основном они просто молчали, хотя молчание сплошь и рядом прерывалось — когда она просила сигарету или один из них о чем-нибудь спрашивал, а другой быстро отвечал.

— Эта машина уже была здесь.

Он быстро поднял глаза. Она указала головой на серебристый «понтиак», который сворачивал с 20-й улицы на запад. Он едва успел разглядеть машину, как она скрылась за другим автомобилем.

— Ты абсолютно уверена?

— Да. Примерно, пять минут назад. Тогда они очень медленно проехали мимо, как будто искали кого-то.

— Например, нас?

— Может быть.

— А ты...

— Мне кажется, в машине сидели двое. Я не совсем уверена. Первый раз я не особенно обратила на это внимание. Да и к чему? Во второй раз, когда они проезжали мимо нас, я вспомнила их машину. На капоте установлен прожектор. Это бросилось мне в глаза. Такое не часто увидишь.

— А люди?

— Я даже не уверена, что оба мужчины. Шофер во всяком случае. Когда я заметила, что это та самая машина, у меня не было времени заглянуть внутрь и я увидела только два затылка.

Его рука механически скользнула к оружию, которое покоилось у него за поясом.

Он погладил револьвер почти с нежностью. Это был жест, который выдал внутреннюю нервозность. Постепенно игра становится все драматичнее, подумал он. Раньше одни мы искали, а теперь ищут нас.

— Жаль, что ты не разглядел их лучше.

— Может, они опять вернутся.

— Да. — Он хотел зажечь сигарету, но в последний момент раздумал. Подняться и убраться прочь, подумал было он. Снаружи парк, конечно, просматривается. И может случиться, что в следующий раз этим парням повезет, они заметят их и...

Нет, все же они должны остаться там, где есть. Если они смогут узнать людей в «понтиаке», то у них появится преимущество. Нет, они не могут позволить себе роскошь просто бежать.

— Должно быть их послал Люблин.

— Я тоже так думаю.

— Это было бы вполне логично. Уошберн, конечно, не должен узнать, что Люблин выдал нам его имя, кроме того, он знает, что мы будем пытаться получить у Уошберна какую-то справку. Поэтому он устанавливает за домом Уошберна наблюдение и пытается опередить нас и закрыть нам путь туда. Очевидно, ему понадобилось время, чтобы заставить вновь заработать свою организацию. И в этом-то наше счастье. Иначе они увидели бы нас, идущими по улице и...

Такое предположение даже не хотелось высказывать вслух. Он инстинктивно потянулся и достал еще одну сигарету. Однако рука с сигаретой так и осталась висеть в воздухе.

— Но это значит, что Уошберн ничего не знает.

— О нас?

— Да. Если бы он знал, он наверняка выставил бы своих людей, которые ждали бы нас. Но если Люблин ничего не сообщил ему, тогда самому Люблину предстоит сделать две вещи: он должен попытаться воспрепятствовать нам попасть к Уошберну и в то же время должен вести наблюдения так, чтобы не вызвать никаких подозрений. Он наверняка хочет поймать нас так, чтобы Уошберн вообще ничего не узнал о всей этой афере. Куда ты?