Смертельный холод - [67]

Гамаш подошел к следующей стене и увидел самое удивительное произведение искусства. Сосудами в данном случае были деревья. Клара нарисовала высокие деревья в форме бутылочных тыкв, роскошных и созревших. И плавящихся, словно внутренний жар был слишком велик для них. Они светились. В буквальном смысле этого слова. Цвета были молочные, как Венеция на рассвете, такая теплая, умытая, древняя.

– Они замечательные, Клара. Они излучают свет.

Он повернулся и удивленно посмотрел на нее, словно увидел в первый раз. Гамаш знал, что она проницательная, смелая, сострадательная. Но не подозревал, что она талантливая.

– Кто-нибудь видел эти ваши работы?

– Я дала папку с моими работами Си-Си. Как раз перед Рождеством. Она дружила с Дени Фортеном.

– Это владелец галереи, – сказал Гамаш.

– Лучшей в Квебеке. А может, и в Канаде. У него связи с Музеем искусств в Монреале и Музеем современного искусства в Нью-Йорке. Если ему понравились чьи-то работы, то можно считать, что дело сделано.

– Поздравляю.

– Не с чем. Ему не понравились мои работы. – Клара отвернулась, не в силах смотреть кому-то в глаза и признавать свою несостоятельность. – Так случилось, что Си-Си и Фортен были в «Ожильви», когда я приехала туда на презентацию книги Рут. Мы разминулись на эскалаторе. Я поднималась, а они спускались. Я слышала, как Си-Си сказала ему: жаль, что он считает мои работы дилетантством и банальщиной.

– Он сам это сказал? – удивленно спросил Гамаш.

– Нет, не он. Это сказала Си-Си. Она повторяла его слова, а он ей не возразил. Потом мы разъехались, и я оглянуться не успела, как оказалась за дверью. Слава богу еще, что встретила бродяжку.

– Какую бродяжку?

Рассказать ему? Но Клара уже и без того чувствовала себя так, словно с нее сняли кожу, и мысль о еще большем обнажении была ей невыносима, хотя этот человек слушал ее так, будто, кроме нее, на земле не было других людей. Она не могла признаться в том, что поверила: Бог предстал перед ней в виде бродяжки.

Верила ли она в это до сих пор?

Клара задумалась на секунду. И к ней пришел ясный и простой ответ. Да, она верила, что в Рождество встретила Бога на холодных, темных благословенных улицах Монреаля. И все же в ту ночь она чувствовала себя опозоренной.

– Да ерунда. Я принесла ей кофе, и мне стало лучше. Похоже, такие вещи на нас действуют.

«На добрых и сострадательных людей, – подумал Гамаш. – Далеко не на каждого». Он видел, что она что-то утаивает от него, но решил, что не следует вытягивать из нее ответ. Это вряд ли имело отношение к делу, и Арман Гамаш понимал, что не должен вторгаться в чужую жизнь только потому, что может это сделать.

– А Си-Си видела вас, когда произносила эти слова?

Клара сделала вид, что вспоминает, но она знала ответ. Знала его в тот самый момент, когда увидела Си-Си на эскалаторе.

– Да, мы на мгновение встретились глазами. Она знала.

– Наверно, для вас это было сильным ударом.

– Знаете, я думала, у меня сердце остановится. Я ведь верила, что Фортену мои работы понравятся. Мне даже и в голову не приходило, что ему может не понравиться. Я сама была виновата – жила фантазиями.

– Если кто-то ударяет вас ножом, то не ваша вина, что вы чувствуете боль.

Он посмотрел на ее лицо, на пальцы, сжатые в кулаки, на побелевшие костяшки, на грудь, вздымающуюся от бурного дыхания. Гамаш знал, что Клара Морроу добрая, любящая и толерантная. Если Си-Си де Пуатье вызвала такую реакцию у нее, то как же реагировали на Си-Си остальные?

И он добавил имя Клары в длинный список подозреваемых. Что она прятала глубоко в комнате, которую запирала даже от себя? Что выглянуло и посмотрело на него из этой тишины несколько мгновений назад?

В дверях мастерской появилась голова Габри:

– Десерт.

Глава двадцать вторая

– Так кто, по-вашему, убил Си-Си? – спросила Мирна.

Она облизала вилку и глотнула крепкого темного кофе. От сочетания свежемолотого заваренного кофе с шоколадным тортом у Мирны голова шла кругом.

– Полагаю, сначала нужно установить, кем она была, – ответил Гамаш. – Я думаю, убийца прячется в ее прошлом.

Он рассказал им о Си-Си и ее вымышленном мире. Гамаш говорил негромким спокойным голосом, как рассказчик в старину. Друзья образовали кружок, и в свете огня из камина их лица были похожи на сияющий янтарь. Они ели торт, пили кофе, и глаза их расширялись по мере того, как становилась ясна глубина тайны и обмана.

– Значит, она была не тем, за кого себя выдавала, – сказала Клара, когда он закончил.

Она надеялась, что торжество в ее голосе не прорывается наружу. Получается, Си-Си была чокнутой.

– Но зачем выбирать себе таких родителей? – Мирна мотнула головой в сторону телевизора.

– Не знаю. У вас есть какая-нибудь теория?

Все погрузились в размышления.

– Дети часто думают, что они не родные, а приемные, – сказала Мирна. – Даже у счастливых детей бывает такой период.

– Это верно, – откликнулась Клара. – Я помню, верила когда-то, что моя настоящая мать – королева английская и что она выслала меня в колонию, чтобы я выросла как простолюдинка. Каждый раз, когда раздавался звонок в дверь, я думала, что это она приехала забрать меня.