Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне - [62]

Почти каждый день шли дожди. Земля размокла, и бронетехника и другие машины едва могли передвигаться. То, что наши средние танки с трудом преодолевали слабый грунт, было ясно уже давно, и на передовую начали поступать полевые наборы для переделки танковых гусениц. Такой набор состоял из стальных шпор 75‑миллиметровой ширины, которые крепились с обеих сторон на соединительные звенья между траками. Это давало в сумме 51 сантиметр ширины — сравните с траками немецких танков, имевшими от 76 до 91 сантиметра. Я связался через Дика Джонсона с 33‑м ремонтным батальоном и организовал доставку ящиков со шпорами из штабной роты рембата на грузовиках с запчастями. Наконец-то детали добрались до передовой, и танкисты смогли установить их на свои машины.

Танкисты отнеслись к шпорам с большим воодушевлением, и те действительно помогали, но земля пропиталась водой до такой степени, что даже расширенные гусеницы не вполне помогали. Танки продолжали вязнуть. Проблема заключалась в конструкции шпор — они не могли полностью опереться на землю до тех пор, покуда трак не уходил немного в грязь. Верхняя корка грязи оказывалась уже проломлена, и танк под действием сдвигающего момента продолжал уходить в топь. Позволю себе предположить, что поля вокруг Корнелимюнстера, Маусбаха и Брайнига по сию пору густо засеяны потерявшимися шпорами и отлетевшими контргайками…

Наш участок передовой между Штолбергом и Маусбахом проходил по вершине высоты 287. Немецкий дот, венчавший высоту, мы захватили и приспособили под наблюдательный пункт. Из бетонного открытого бункера рядом с дотом как на ладони просматривался дальний склон холма. Передовые позиции немцев лежали в семидесяти метрах ниже по склону на восток.

На протяжении двухмесячного затишья обе стороны продолжали стягивать силы к фронту, хотя взгляду с передовой это не было особенно заметно. Часто случались перестрелки из ручного оружия или минометов, но в промежутках между ними в округе было относительно спокойно.

Глядя вниз с вершины холма, мы могли видеть дорогу, проходившую почти параллельно линии фронта и соединяющую деревушки в долине внизу. Было заметно, что все гражданское население из них было эвакуировано, хотя временами мы видели, как внизу в долине пасется скот. Эти пасторальные сцены подчас грубо нарушал взрыв, разносивший в клочки одну из коров. По всей окрестности были рассеяны мины, и всякий раз, когда на одной из них подрывалась корова, передовые наблюдатели отмечали это место на карте. Взрывы слышались так часто и из стольких мест, что становилось ясно — весь район покрыт минными полями.

Между нашими и немецкими позициями, в сотне метров к северу от дота, располагался большой шлаковый отвал. Между подножиями холма и отвалом втиснулась небольшая рощица. Когда немецкая пехотная рота попыталась укрыться в ней, она попала под массированный артобстрел. Контактные взрыватели на 105‑мм гаубичных снарядах срабатывали, когда снаряд пробивал крону, и разрыв происходил в воздухе, осыпая солдат внизу осколками. В роще осталось не меньше полутора сотен трупов, и еще множество тел было разбросано вдоль гребня и по склону холма за немецкими траншеями. Некоторые из них лежали там уже два месяца, и вонь от них стояла ужасающая.

Я получил новый джип взамен попавшего под обстрел под Ререном, а с ним — и нового водителя. Вернон дождался давно заслуженной увольнительной, а после нее был переведен в роту «Си».

Рядовой Уайт, мой новый водитель, был молод, энергичен и увлечен работой. Он не мог дождаться, когда мы наконец попадем на передовую и начнется самое веселье. Я объяснил ему, что его задача — заботиться о джипе, чтобы машина круглые сутки была готова в любую минуту тронуться с места. В бою нет ничего славного; наше дело — не высовываться. Веселья и без того хватит на всех.

Когда Вернона переводили в роту «Си», он забрал с собой и собачонку — к этому времени они друг к другу совсем привязались. За четыре месяца, что она пробыла с нами, Сучка сильно подросла. Вскоре она перезнакомилась со множеством немецких кобельков, забеременела и ощенилась. Вернон раздавал щенков своим приятелям из роты «Си». Ее потомство оказалось разбросано по всей Западной Германии, сделав таким образом свой вклад в укрепление долговременной немецко-французской дружбы.

В первый раз я показал Уайту передовую, когда мы поднимались к доту на высоте 287. Мне хотелось обсудить с передовым наблюдателем расположение минных полей: когда начнется наступление, нашим танкам так или иначе придется преодолевать их. Мы оставили джип в сотне метров за гребнем холма и дальше двинулись пешком. Я наказал Уайту оставаться в доте, чтобы не попасть под залетевший случайно снаряд: в обзорные щели на тыльной стене дота он мог видеть, что происходит вокруг, и приглядывать за машиной.

Наблюдатель-корректировщик засел за открытым бруствером, наблюдая за немецкими позициями в долине в командирский бинокль. Когда я подошел, он как раз отмечал на карте мишени.

В четырех сотнях метров вниз по холму мы заметили какое-то движение. Среди немецких окопов двигались три бледные фигуры. В бинокль мы разглядели, что это были немецкие санитары, облаченные в белые накидки вроде подоткнутых ряс. На груди и спине у них красовались красные кресты в добрых полметра шириной; каски тоже были покрашены в белый цвет и помечены красными крестами. В подобном облачении они были куда заметнее, чем наши собственные медики, которые отличались от солдат только белыми нарукавными повязками с красным крестом и маленькими крестиками в белых кружках на обеих сторонах касок.