Смертельное фрикассе. Убийство по лионскому рецепту - [43]

— И там так надирались, что беспрестанно пробки вылетали? — упорствовал Пако.

— Вполне достойное тебя предположение! — отозвалась Лора, криво усмехнувшись. — Но в корне неверное: божоле к этому не имеет никакого отношения… И вопреки тому, что порой приходится об этом слышать, название «бушон» не связано также с тем, что лошадей на постоялых дворах обтирали пучком соломы…

— Значит, на самом деле никто не знает, откуда это взялось?

— У меня есть одна мыслишка на этот счет… Вполне возможно, что трактирщики обозначали свое заведение, просто вешая пучок веток у своих дверей… Со временем этой небольшой вязанки стало достаточно, чтобы указать харчевню, где предлагали хороший стол.

После этого Лора завела речь о некоторых типично лионских блюдах, от одних только названий некоторых из них, например, «фартук сапера», или «испанский артишок с костным мозгом», или «мозги ткача»[38], у фотографа слюнки текли. Родившийся в пригороде Мадрида, Пако приехал в Париж, когда ему было лет двадцать, и богатство французской кухни все еще казалось ему совершенно невероятным. Он, прежде питавшийся незамысловатым косидо[39], простыми блюдами из риса и наспех отправленными в рот бокадильос[40], всякий раз поражался разнообразию продуктов, разнообразию блюд и важности, придаваемой в этой стране застольным удовольствиям. Этот репортаж из Лиона сулил ему новые открытия, и, с риском увеличить небольшое брюшко, которым уже начал обзаводиться его силуэт, он твердо вознамерился не лишать себя возможности отведать все, что ему будет предложено.

Наконец поезд остановился, и Пако первым спрыгнул на перрон. Как он и предполагал, сначала ему пришлось переждать исход всех пассажиров вагона, прежде чем на подножке появилась Лора. Свитер и кашемировый шарф, кожаная приталенная курточка, обтягивающие джинсы, тонкие ботинки на высоких каблуках — все в серых, черных и черных как смоль тонах. Ошибиться было невозможно, Лора Гренадье была несомненной парижанкой. Она никогда не делала ему ни малейшего замечания, но рядом с ней фотограф всегда чувствовал себя пришельцем из другого мира.

Протащив свой багаж под бетонными сводами вокзала, они вышли на эспланаду и свернули налево, к стоянке такси. Им пришлось прождать несколько минут, прежде чем наконец появилась машина. Старый плешивый таксист взял их на борт с пресыщенным равнодушием и медленно тронул, не закрыв окошко, несмотря на осеннюю промозглость. Местное радио передавало тошнотворно-приторные скрипичные рулады, в которых вязнул молодой опереточный певец. Они проехали через суровый и неприветливый район Пар-Дьё, пересекли Рону и достигли полуострова, через который путь вел к Соне. Неподалеку от набережной Целестинцев они вздрогнули из-за внезапно начавшегося выпуска новостей. Даже водитель вышел из своего сонного оцепенения и поехал быстрее, словно настигнутый реальностью. Объявили о пробке рядом с Каллюиром, а также о манифестации забастовщиков в районе Конфлюанс[41], грозившей перекрыть проспект Карла Великого. После чего дали короткое интервью с директором Оперного театра, представлявшим вечерний концерт, затем последовало несколько рекомендаций, как отпраздновать Хэллоуин, не опасаясь, что придется дышать в трубку, и метеопрогноз на текущий день для региона Рона-Альпы. И в заключение, после короткого колебания и начала тотчас же прерванной рекламной мелодии, ведущий объявил:

«Мы только что узнали трагическую новость: Жером Тевене, владелец „Большого Пальчика“, весьма известного бушона, расположенного на улице Сен-Жан, был сегодня найден мертвым одним из своих работников. Согласно сведениям из некоторых источников, речь может идти об убийстве с целью ограбления, поскольку была похищена выручка. Представители судебной полиции уже на месте. Больше пока нам ничего не известно, но мы обязательно вернемся к этой ужасной новости в нашем ближайшем выпуске».

— Нет… нет!.. — всхлипнула Лора. — Не может быть…

Фотограф взял ее за руку и мягко сжал в своей. Он не осмеливался говорить, но когда она зарыдала, сильнее стиснул ей пальцы и все-таки спросил:

— Так ты его знала?

3

Въезд на улицу Сен-Жан был перетянут красными флуоресцентными лентами, и по окрестным фасадам били яркие отблески мигалок. На площади Менял уже собралась плотная толпа, оживленная смутными сетованиями и сожалениями. Лора и Пако попытались было проложить себе дорогу, но через несколько метров им все-таки пришлось встать намертво, потому что продвигаться вперед стало совсем невозможно. Перед шеренгой полицейских в униформе, которым было приказано сдерживать нездоровое любопытство зевак, велись бессвязные речи. Никто ничего толком не знал, но каждый считал себя вправе комментировать случившееся. Один был убежден, что это какой-то клиент совершил преступление, загодя все разнюхав, другой предполагал некий спорный вопрос между местными рестораторами, некоторые, не слишком осмеливаясь настаивать, припоминали шайку румынских попрошаек, а какую-то бабенку в каракулевом жилете возбуждала мысль о плохо закончившейся любовной связи…

Лора подавила приступ тошноты и, ухватившись за руку фотографа, стала побуждать его пробиться сквозь толпу. Оставаться здесь долее, выслушивая бредни этого сборища и терпеть его затхлый душок, было ни к чему. Они уже приготовились повернуть в сторону гостиницы, когда журналистка заметила знакомый силуэт, пробиравшийся вдоль ограждения, чтобы украдкой улизнуть на улицу Лож.