Смертельная битва - [16]

Помнил Шен и тот бой в новом, великолепном спортивном Зале Чемпионов недавно отстроенного дворца, помнил каждую его деталь, вплоть до мельчайших. Он ясно видел мысленным взором каждое движение, каждый взгляд своего противника.

Как только Кун Лао шагнул вперед, Шен сделал руками круговые движения и сомкнул вместе ладони. Между двумя бойцами блеснул ослепительно яркий свет, после чего в течение нескольких секунд в воздухе в помещения стояло странное шипение.

Шен плотно сомкнул веки. Даже сегодня, тринадцать лет спустя, он все еще помнил тот чудесный жар белого пламени, которое должно было проложить ему путь к победе в поединке…

Ослепленный Кун Лао прыгнул в сторону соперника, но Шен увернулся влево, пропустив монаха мимо, руки его еще дымились, не остыв от пламенного вихря. Монах, который все еще ничего не видел, скрестил перед лицом руки, заняв оборонительную позицию, но Шен высоко подпрыгнул и пяткой нанес удар в висок Кун Лао. Тот упал на спину, а Шен приземлился так, что его колено уперлось в грудь врага.

— От того, что не видишь, защититься невозможно! — ухмыльнулся тогда Шен, уверенный в близкой победе.

Не дав сопернику опомниться, колдун заломил пальцы его правой руки и ребром ладони нанес ему сокрушительной силы удар по носу. Глаза молодого бойца закатились, праведная кровь монаха брызнула из разбитого носа на мраморный пол. Глядя, как она ручейками растекается в разные стороны, Шен почувствовал, как душа Кун Лао рвется из оков бренного тела.

Тогда Шен поднялся и взглянул, как Кун Лао пытается оторвать от земли спину. Криво усмехнувшись, колдун сильно ударил врага в живот, выбивая из него дух.

— Не вздумай снова пошевельнуться, — сказал он ему. — Твое счастье, что ты ослеп и не увидишь, как я возьму твою никчемную жизнь.

Но в тот самый момент, когда колдун склонился над поверженным противником, Кун Лао внезапным молниеносным движением правой руки схватил его левую ногу за голень, а ладонью левой руки с силой ударил Шена в правое колено. Нога нападающего подогнулась, и он рухнул. В тот же миг Кун Лао повернулся на бок, одновременно вскинул вверх обе ноги и, как ножницами, перехватил ими врага поперек тела, не дав ему коснуться земли. Потом Кун Лао согнул сцепленные вместе ноги и сжал их, как только Шен упал наземь.

Колдун скорчился от нестерпимой боли…

Лица двоих мужчин покраснели, пока они так лежали сцепленные вместе мертвой хваткой.

Тут Шен Цуна даже передернуло, когда он вспомнил обращенные к нему в тот момент тихие слова Кун Лао.

— Бывает и так, — сказал его враг, еще сильнее сжимая ноги в смертельном захвате, — что слепыми оказываются некоторые зрячие. Предвидеть все наперед не дано никому.

Кун Лао иногда казался колдуну золотой рыбкой, которой нравилось плавать в аквариуме, наполненном ее собственным благочестием и правотой, однако в словах монаха ошибки не было. Шен Цун думал, что уже одержал легкую победу, а на самом деле проиграл, потому что проклятый амулет монаха — эта чертова безделушка с изображением солнца и луны — высасывал его силы, пока он лежал в железных тисках захвата Кун Лао. Действительно, победа оказалась легкой… только не для Шена.

Потом Кун Лао и Шен Цун еще одиннадцать раз сходились в поединках на каждом турнире. Шен Цун восседал на своем троне в Зале Чемпионов, наблюдая, как с каждым боем Кун Лао все увереннее приближается к финальной схватке. А потом хозяин острова, не проведя ни одного поединка, вступал в битву с измотанным противником. Каждый год Шен Цун был совершенно уверен в своей победе, потому что заранее усиливал колдовское свое могущество травами и кореньями, много работал над укреплением силы и гибкости своего тела. Кроме того, у него был серьезный стимул к победе — во исполнение обета, данного Шао Кану, использовать великую душу Кун Лао для того, чтобы расширить проход между двумя мирами.

Однако каждый год монах побеждал его в решающей схватке. Иногда поединок заканчивался быстро, как при первом их бое, иногда бой продолжался день и ночь, и поражение монаха, уже казавшееся неизбежным, превращалось в его победу. Конечно, в том, что Кун Лао ни разу не был побит, не последнюю роль сыграл амулет, однако Шен Цун знал, что дело было не только в этом. Хотя оба они обладали волей к победе, сердце Кун Лао было поистине божественным. Что же касается миссии самого Шена, то божественной ее назвать нельзя было никак.

Скорее наоборот.

На протяжении тринадцати лет победа в поединке была вопросом его гордости, но теперь дело обстояло иначе. В этом году, когда состояние его истерзанной души было гораздо хуже, чем раньше, а тело значительно ослабло, Шен Цун решил, что не будет принимать участия в турнире. На этот раз кто-нибудь — точнее говоря, что-нибудь — будет сражаться вместо него, чтобы одержать наконец победу над ненавистным Кун Лао. А когда их чемпион будет побежден, тогда Рэйден или даже сам Тьен должен будет принять участие в состязании. Если же и они не смогут устоять в поединке против того, кто — или что — будет биться на стороне Шена, их души…

«Не загадывай, старый дурак!» — выругал сам себя Шен Цун.