Смерть зверя с тонкой кожей - [55]

– Совершенно верно, сэр, – откликнулся Шеппард.

– Спасибо, сержант Робертс, – сказал Контролер, – я на самом деле благодарен вам.

Робертс коротко поклонился и вышел.

– Могу добавить лишь, – заговорил Шеппард, – в субботу вечером я заметил на Нджале золотой браслет в форме сжатых в рукопожатии рук. Я обратил внимание, потому что он всё время игрался с ним.

– Итак, – подытожил Контролер, – похоже, наш друг и союзник, ради защиты которого мы прикладываем столько усилий, только что помог «Чёрному сентябрю» убить полдюжины человек на Трафальгарской площади.

– Минутку. Подождите минутку, – вмешался министр, – есть же похожие браслеты.

– И тысячи чемоданчиков, – поддакнул Смит.

– Согласен, это выглядит подозрительно, – продолжал министр, – но это может…это может быть простым совпадением.

– Да, – сказал Контролер, – а я по такому же совпадению мог быть Ширли Темпл.

– Как бы то ни было, доказательств нет. Абсолютно никаких.

– И мы не жалеем об этом, не так ли? – поинтересовался Смит, – иначе мы оказываемся в на редкость дерьмовой ситуации.

– Не стоит даже думать об этом, – сказал министр.

– Знаете, – пробормотал Смит, – а я начинаю думать, что идея ликвидировать Нджалу была совсем недурна.

– Смит, – Контролер впервые за много лет обратился к нему по фамилии, – это уже слишком. Особенно в присутствии министра короны.

Министр посмотрел на них со скрытым, как он надеялся, недовольством. Сукины дети вежливо издевались над ним.

Элис и Эбботт сидели на диване и смотрели телевизор. Потом Элис щёлкнула выключателем.

– Почему герои всегда попадают в негодяев, а те в них – никогда?

– Потому что герои стреляют лучше, любовь моя. Ну и кроме того, что станет с сериалом, если кто-нибудь вдруг завалит главного героя?

– Но ведь по настоящему всё по другому.

– По настоящему жизнь – скучная, серая и короткая штука. Кому интересно смотреть, как будет «по настоящему» – после целого дня в офисе, на заводе или где-то там ещё? Людям нужны мифы. И почему бы и нет?

– А мне нужен кофе. А тебе?

– Не откажусь.

– Давай посидим на кухне. Я люблю кофе на кухне.

Они сидели за крохотным столом в крохотной кухонке и пили кофе.

Элис кивнула в сторону канарейки:

– Помнишь Соломона?

– Встречались.

– Всегда пел, как сумасшедший. Всё время. А теперь молчит.

– Охрип, может?

– Я думала это связано с тобой. Он перестал петь как раз, когда ты уехал в Африку. Мне казалось, что когда ты вернёшься, он может снова запоёт.

– Не уверен, что улавливаю твою логику. Разве что птичка влюбилась в меня без памяти.

– Нет тут логики. Просто у меня было чувство, что если он запоет – это будет хорошим знаком. А теперь, когда ты вернулся – и это хороший знак – я думала и он начнёт петь. Понимаешь?

– Да. Да, конечно, – соврал Эбботт.

Элис посмотрела на птичку.

– Ну спой, Соломон, спой что-нибудь.

Канарейка помахала крыльями, почистила пёрышки и продолжала молчать.

– И не надо шуточек про Песнь Соломона.

– Ты сегодня расстроена.

Элис пригубила кофе, откинула назад волосы.

– Ты ведь не любишь меня, так? Хочу сказать, ты не влюблён в меня. Вот и вся разница.

– Ты мне нравишься. Ты значишь для меня очень много. Но я не думаю о тебе всё время и меня не тянет посвящать тебе сонеты. Но, чёрт побери, что значат слова?

– Для женщины – очень много.

– Слова всегда звучат фальшиво. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – он закончил почти неохотно, – Я не хочу терять тебя.

Она как обычно смотрела вниз. Ей казалось, что сердце не помещается в груди. В первый раз в жизни, она чувствовала себя почти что любимой – и не могла говорить от счастья.

Помолчав, Эбботт сказал:

– Завтра мне понадобится сделать пару звонков, потом я уеду.

Он допил кофе.

– Меня не будет день или два. Потом всё закончится.

– Съезжу к маме, – сказала она.

– Неплохая идея.

Прядь волос упала ей на глаза, она откинула её назад.

– Потом, – сказала Элис, – потом, потом, – она снова распустила свои длинные волосы, – А это «потом» наступит – для тебя, для меня?

Эбботт собирался ответить чем-то вроде: «Надеюсь», «Может быть» или «Если повезёт», но вдруг понял, что она вот-вот расплачется.

– Разумеется наступит, – уверенно сказал он, – но не здесь.

– Ты ведь не про Южную Америку, где все эти военные преступники?

– Нет, – улыбнулся он, – не про Южную Америку. Про другую страну.

– Где мы будем в безопасности?

– …И заживём долго и счастливо.

– Не шути так. Пожалуйста.

Она опять была на грани срыва. Эбботт наклонился к ней, погладил по щеке.

– Поговорим о шутках потом, когда будем гулять под пальмами Шаар-а-Голан.

Он коснулся губ Элис, потом отпустил её и откинулся назад.

– Но к чему теперь говорить о будущем? Нам и сейчас ведь неплохо, не так ли?

– Замечательно, – ей вдруг показалось, что полночь засияла солнечным светом, – чем займёмся сейчас? Пойдём в постель? Или ты слишком устал?

– Я оскорблён и требую примерно наказать виновную.

– Можете начинать хоть сейчас, – и впервые за день она рассмеялась.

Вертолёт доставил Дорис в Лейфилд-Холл вскоре после заката. На ужин подавали дыню из Израиля (в плане гастрономическом Нджала не имел ничего против сионизма), форель в миндале, жаренную утку. Потом бисквиты и сыр, которые очень неплохо пошли под красное вино. И на десерт – клубника со сливками.