Вокруг него были джунгли
«Тебя всегда, где бы ты ни был, окружают джунгли», – маленькому, говорила ему мать. Они тогда жили в Руислипе, и он, с надеждой глядя в окно, почти верил, что вот-вот из зарослей сладкого горошка в дальнем углу сада выпрыгнет тигр.
Как бы он сейчас хотел снова очутиться там. Ребячество, почти такое же ребячество, как слезы, пролитые им над Киро, умершим на рассвете и уже начинавшим источать неприятный сладковатый запах.
Одной рукой он механически согнал с мертвого тела мух, другой утер собственные слезы. Он плакал от горя, от жалости к себе, но больше всего – от физической слабости. Последние два года он мало ел, много работал и нередко страдал от жестокого обращения и регулярных побоев. Киро был единственным, кто стал его другом за это время. Он делил камеру с ним и еще шестью африканцами: пять мелких воров и туповатый насильник.
Он бы хотел похоронить друга, но у него не было времени на церемонии и ритуалы. Оставить его гиенам, грифам и остальным тварям, промышляющим в этой части тропического леса? Он забрал нож, взятый ими у мертвого охранника, и, глотая слезы, двинулся через кусты. Он шел на запад по узким тропинкам и следам животных, ориентируясь по изредка проглядывающему сквозь нескончаемый мрак джунглей солнцу.
У него ныли ноги и кололо ступни, его мучила жажда. Но он продолжал ритмично шагать.
Беглецы провели в лесу уже шестеро суток, питаясь дикими бананами, лесными улитками и ямсом, который ночами таскали с ферм, изредка попадавшихся на пути. Теперь он был один, и ему было страшно.
Ричард Эббот стоял в темноте под проливным дождем в северо-восточном углу Трафальгарской площади, не решаясь сделать следующий шаг, который всего-то и состоял в том, чтобы пересечь улицу и, дойдя до круглосуточно работающего почтового отделения, послать телеграмму.
Но это было для него сродни пересечению Рубикона – объявление войны. Поэтому Эббот сомневался (сомневаются только неудачники, тут же бесстрастно сказала бы его мать). "Это не сомнение, – уговаривал Ричард себя, – это просто затишье перед бурей, глубокий вдох перед прыжком с высоты".
Мимо, обсуждая Гамлета, классику сомнения, прошли два человека. Но это не имело никакого отношения к бывшему полевому агенту. В конце концов, он ведь не собирался убивать собственного отца. Эта мысль заставила Эббота улыбнуться, отчего проходящая мимо женщина, видимо, решив, что он не в себе, резко ускорила шаг.
Внезапно поднялся ветер, дрожью напомнив ему о физическом дискомфорте, которого до этого момента он просто не замечал.
Часы на Биг Бене пробили два, Ричард снова вздрогнул и перешел через улицу к почтовому отделению. Статуя Эдит Кавел блестела от капель. Ему всегда хотелось почитать ее биографию[1].
Ha почте работал только один отдел. В нем сидело четверо служащих, трое из которых были заняты чтением, в углу грелся бродяга, а из посетителей была только пожилая дама-американка в большой шляпе и с металлическими нотками в голосе.
Эббот поискал глазами коробку с бланками для телеграмм, но ее нигде не было видно. Это его рассердило. Она просто должна была быть там.
"Где у вас бланки для телеграмм?" – спросил Эббот у одного из увлеченно читающих клерков. В ответ тот вяло указал на другого служащего и вернулся к чтению.
Он повторил свой вопрос. Другой клерк достал форму из ящика и передал ему.
– Разве вы обычно не храните их в коробке по эту сторону стойки?
– Мы выложили четыре тысячи, – ответил служащий. – Знаете, что произошло? Они закончились через три дня. Это все женщины и дети. Берут их пачками. Один Бог знает, что они с ними делают.
Он заполнил строку адреса, затем написал короткое послание и, как бы прощаясь, пристально посмотрел на текст.
– А эта, – скрипел металлический голос матроны, – для Гомера. Он мой племянник, живет в Вифлееме, штат Пенсильвания. Сколько времени это займет?
До Ричарда донесся запах алкоголя, смешанный с запахом мочи и пота, исходящий от шатающегося рядом бродяги.
– Не выделит ли ваша милость мне пару монет на чашку чая? Смерть как хочется горяченького, ей богу, – завел тираду бомж с заметным ирландским акцентом.
– Отвали.
Даже не взглянув на него, бродяга отошел.
Эббот отдал телеграмму служащему, тот посмотрел на адрес.
– Это же совсем рядом, – удивился клерк.
– Я знаю, где это.
– Я имею в виду, что вы можете отнести это сами. Это не займет и пяти минут.
– Я не хочу нести это сам.
Служащий сдался и принялся пересчитывать слова.
– Вы уверены? – попробовал он снова.
– Да.
– Это смешно.
– Так и задумано, – ответил Эббот. – Это шутка. Чтобы всем стало весело.
Снаружи все еще лил дождь. Он прошагал вдоль Чаринг Кросс Роуд к Кембриджской площади и уставился, не видя, на афиши Дворцового театра.
Он был голоден. Ему хотелось побриться, принять ванну. Какое удовольствие – горячая ванна! Он глубоко вздохнул, мечтая о душистой ванне, как вдруг почувствовал знакомое зловоние и ирландское хныканье.
– Не дадите ли вы несколько пенни старому несчастному бродяге, ваша милость...
Нищий по-прежнему даже не смотрел на него, не понимая, что просит у того же самого человека.