— Моя принцесса, мне жаль портить такую красоту, но ты не оставляешь мне выбора, — голос подонка был наполнен вселенской печалью.
Грубо подхватив на руки, он занес меня в комнату и усадил на кушетку за толстой стеклянной стеной, тщательно запер дверь.
— А сейчас я кое-что покажу тебе, моя принцесса, — услышала я его приглушенный перегородкой голос.
Он вышел. Оставил меня одну, я с бессильной яростью молотила кулаками по стеклу в надежде его разбить. Безуспешно. Остались лишь кровавые отпечатки от израненных рук. Скукожившись в уголке, я настойчиво звала Хиля. Он должен меня услышать. Должен!!! Если мы могли разговаривать ментально рядом, то и на расстоянии тоже должно получиться. Ну же, я ведь экстрасенс. Сильный. Я смогу!
Отворилась дверь, и он вкатил в помещение операционный стол с привязанной на нем девушкой. Наверно, бедняжка была без сознания, раз не сопротивлялась.
— Кстати, моя принцесса, не надейся на помощь своего мертвого дружка. Он не придет. Я об этом позаботился.
Внутри все оборвалось. Он лжет. Конечно, он лжет. Хиль говорил, что его невозможно убить… Я с дребезжащим ненавистью голосом спросила:
— Что ты с ним сделал, ублюдок?
Деловито раскладывая хирургические инструменты, он ответил:
— Одно маленькое такое заклинаньице, и вампир никогда не найдет тебя. Даже по запаху, — он зашелся истеричным смехом, — Потому что нет у тебя запаха! Нет!
Невозможно. Сердце будто остановилось, конечно, он все врет… врет… я верю… я знаю… мой вампир придет… А Смерть за плечом затаилась, молчит. Что молчишь? Где твои вечные пленники, где неупокоенные духи, молящие меня о помощи? Вот она я вся как есть, без барьеров, без защиты… Услышь меня!
«Мара?», — тихий шепот царапнул мое сознание.
Мое внимание снова привлек он, завязывая жгуты на конечностях девушки. Память услужливо преподнесла страшные воспоминания, бессердечно искалеченные тела…
— Остановись! — закричала я.
Не могу допустить еще одной исковерканной судьбы, не могу…
— Хорошо. Я не трону ее. С одним условием.
Чувствуя недоброе, я спросила:
— Что за условие?
— Ее место займешь ты.
Вот он, мой сон ставший реальностью. Есть ли во мне смелость пожертвовать собой? Превратить свой страшный сон в реальность добровольно?
— Согласна, — как безжизненно это прозвучало, странно, я ведь не сдаюсь, никогда…
Может быть я заслужу кусочек рая потом, после… после ада?
Он счастливо засмеялся:
— Ты первая, кто согласилась. Знаешь, пожалуй, моя принцесса, ты заслужила бонус. Я буду делать это медленно, постепенно… Сначала один пальчик, потом второй… Да что я все говорю, говорю… Скоро сама все узнаешь.
Медленно… Как ни смешно, но это действительно плюс. У меня будет время, нет, у Хиля будет время. Он найдет меня, обязательно найдет. Подумаешь палец, это еще не самое страшное… Как-то неубедительно все это… но я должна во что-то верить. Должна!
Нет, Хиль не придет. Прошло уже шесть дней. Я бы давно потеряла счет времени, если бы не ежедневные «операции».
Пять дней — пять пальцев, сегодня шестой, и он отрезал мне кисть до запястья. Не хотелось смотреть на искалеченную руку, но взгляд сам собой останавливался на культе. Иногда мелькала мысль о самоубийстве, пока я еще могу это сделать, а Смерть за плечом истерично хохотала. Мне было страшно подумать, что с моим лицом, сломанный нос неправильно срастался, и было тяжело дышать. Если… если я все же выберусь из этой переделки, придется где-то искать деньги на пластического хирурга. Глупо, наверно, думать о потерянной красоте, когда на кону стоит жизнь.
Пробиться в сознание Хиля мне так и не удалось. С чего я вообще взяла, что он как сказочный рыцарь бросится спасать принцессу от злобного дракона? Я ему не нужна, это же очевидно. Поиграл в положительного героя и хватит, к чему тратить усилия на поиски жалкой смертной? Найдет себе новую игрушку, красивую, не покалеченную…
А я буду месяцами смотреть в этот дурацкий белый потолок, пока он не наиграется.
Иногда вечерами он показывал мне, что будет после. У него был целый «гарем», десять изуродованных девушек, лишенные возможности двигаться. Выбирал одну из них и на моих глазах насиловал, тем, кто кричал, зашивал рты. Поэтому я молчала, всегда, упорно не произносила ни слова, не провоцировала на новую жестокость.
Сознание же мое творило шутки еще более жестокие. В голову упорно лезли дни счастливые, беззаботные. И любовь первая призраком маячила перед глазами. Как же я отпустила его? Почему не уберегла наше пылающее стихийное счастье. Правильно, оно было слишком стихийным для меня, слишком диким и необузданным, непредсказуемым и ненадежным. Ушла, не думая, не жалея через полгода после свадьбы, языческой славянской свадьбы в маленьком провинциальном городке на берегу Днепра. Была, конечно, и свадьба, подкрепленная государственным штампом в паспорте…
К чему все это вспоминаю? Лишь себя мучаю.
Легче не думать.
Не чувствовать.
Снова дурман наркоза, наверно хорошо, что он не резал на живую. Я бы не вынесла такой боли. Странно. Шум какой-то… Я так привыкла к тишине, столько дней слыша лишь его приветливый голос, даже мертвые молчали, невинно убиенные молчали… неужели они тоже
