Смерть за хребтом - [38]

– Маленкий секрет от болшого друга, – сказал. И чуть не лопнул от смеха.

В общем, в конце разговора я понял, что веников он не вязал и поработал хорошо: обстоятельные справки в геологических фондах навел, людей знающих поспрашивал. И теперь даже штольню знает и место в ней, где золото сидит! По крайней мере, мне так сказал... Точно Уч-Кадо!

– И что они, в конце концов, решили? – негромко, но отчетливо спросил Житник, внимательно рассматривая свои ногти.

– Пусть тебе Черный ответит. Он уже, наверное, догадался.

– А что тут догадываться? – скривил я губы. – Зарплаты у них маленькие и их давно не платят. Решили обойтись без помощи государства. Ага?

– Практически, вернее, перпендикулярно точно. Как же тут без государственных денежек обойдешься? Золотом они решили с ним не делиться, а не расходами! И придумали, как за счет экспедиции слетать в Ягнобскую долину. Быстренько написали маленький проектик по сурьмяной тематике. И наняли Ми-четверку на госбюджетные деньги. И слетали на это месторождение...

– Ну, я тады пошел! – приподнялся тут Житник, с шумом отодвинув от себя недовольно скрипнувший столик. – Прощевайте, братаны! Дел навалом. Невпроворот. А я тут с вами груши хреном околачиваю.

– Но вертушка на полпути забарахлила, – спокойно продолжил Кивелиди, – и они едва до Вистoнской вертолетной площадки дотянули. Там, когда чинились, на них кто-то наехал, и пришлось им на полуразобранной машине смываться на метровой всего высоте. Один из них, который взлет прикрывал, там остался, ничего о нем не знают. Недалеко от Кальтуча, бедолаги, чуть не упали на провода высоковольтки. Не вернулись, короче, а приехали на свою голову... И в Душанбе их приключения не закончились. Один из них, пожилой мужик, в этом полете инфаркт схватил и умер через три часа после посадки. А через день второго, фатальный случай, пацаны вечером какие-то ограбили и на жопу посадили. Позвоночник с тазом повредили. Умрет через день, другой, точно.

Житник, опять скрипнув столиком, сел. Стало тихо. Все смотрели в окно, о верхнее стекло которого билась большая сине-зеленая муха.

– Это золото проклятый, – вдруг нарушил тишину тревожный голос появившейся из кухни Лейлы. – Оно погубить всех.

– Проклятый, не проклятый... Треп это! Вы трепитесь, сколько хотите! Хоть килограмм, – презрительно оглядев всех нас, прервал наметившуюся паузу Юрка. – А я непременно хочу своими глазами посмотреть, кого оно погубит, а кого нет.

– Ты, Юр, знаешь... – медленно произнес Сергей, неожиданно зло прищурив глаза. – Держись пока к нам поближе. Я тебе не угрожаю, не в моих это правилах, но, пока мы не решим похерить это дело, каждый, слышишь, каждый будет поступать, как все решат. Понял Юрий Львович?

– Понял, начальник... – опустив голову, спрятал колючие глаза Житник. – Просто сопель не люблю...

– В общем, Тимур предложил мне к нему на работу устраиваться и с ним лететь, – недослушав его, продолжил рассказ Сергей. – Потому как делать ему нечего – в три дня человека надо найти. А свои люди кончились. “Кругом враги, подсиживают, – говорил. – Старые, надежные друзья кто в Россию уехал, а кто состарился”. Тридцать процентов предложил.

Я сделал вид, что не поверил ни единому его слову, и стал канючить о своем радикулите, болезни матери, обещал подумать и через пару дней ответить. А он задумался на минуту, потом так на меня посмотрел... Пристально, тяжело, как на труп врага посмотрел. Я понял, что точно закажет, если откажусь. Или до матушки доберется. Он хорошо знает, где она живет... Мне приятель один недавно о нем рассказывал... Говорил, что Абдурахман ни перед чем не останавливается. Особенно сейчас, когда если не ты, по тебя в унитаз спустят. И что недавно пацаны какие-то порезали его возможного соперника на место главного геолога Управы. Глаза выкололи. И этот второй, которого на жопу посадили... Точно, его рук дело. Утечку, наверное, профилактировал... Так вот, смотрю я в такие его глаза и думаю, как выкрутится. И тут вспомнил, как Черный в былые времена жену свою дурачил...

– Серый! – повысил я голос, посмотрев в сторону кухни, в которой хлопотала Лейла. – Я жил тогда по кодексу строителя коммунизма и всегда был честным семьянином. И никогда никого не обманывал!

– Так вот, этот строитель коммунизма, если с полюбовницей до или после полуночи задерживался, то после того, как Ксюха ему дверь открывала, естественно, как стеклышко трезвому, потому как, сами понимаете, в постелях с девушками строители-джентльмены водку не пьют...

– Серый! Да тише ты! Если Лейла услышит, я оторву то, что мажут блендамедом.

– Себе? – загоготал Кивелиди.

– Тебе. Мне она оторвет!

– Ну, в общем, – продолжил Сергей, понизив голос, – как только дверь открывалась, Черный со стоном и закатившимися глазами бросался мимо подбоченившейся жены в сортир и часа два смачно рыгал там в унитаз. А утром она его спрашивала: “С кем ты, милый, так надрался? С Бочкоренкой или с Кивелиди?” Так вот, и я со второй “Пшеничной” стал алкаша изображать. Потом взял третью бутылку и после первого же из нее стакана целоваться начал. Наберу слюны в рот побольше и лезу, целуюсь. Когда он оттолкнул меня и по-таджикски отца моего собакой назвал, я плакать начал за жизнь свою паскудную. Классно, скажу я вам, повеселился. Потом на пол упал и отрубился. Благо всю ночь не спал и по утряне три стакана выпил.