Смерть волкам - [63]

Брови Кривого Когтя поползли вверх, как две лохматые рыжие гусеницы:

— Ты… опять? — изумлённо переспросил он, как добродушный отец, которого очередная проказа дочки слишком удивила, чтобы он мог по-настоящему разозлиться. — Ты опять выкалывала глаза?

Морика самодовольно дёрнула вниз костистым подбородком. Кривой Коготь ещё миг стоял неподвижно, глядя на Морику с почти что детским удивлением в округлившихся серых глазах, а потом резко откинул назад голову и весело расхохотался. В холодном зимнем воздухе его смех прозвучал громко и чисто.

Отсмеявшись, он вдруг резко шагнул к Морике и схватил её своей клешнёй за волосы. Та издала сдавленное рычание. Её рука в жёлтой перчатке метнулась к тому, что осталось от ладони Кривого Когтя, но, встретившись взглядом с вожаком, женщина медленно убрала руку.

— Сука тупая! — Кривой Коготь начал мотать её голову туда-сюда, не переставая улыбаться и скалить свои белые, как снег, зубы. — Сколько раз я тебе говорил — не смей оставлять таких следов! Не смей! Какого чёрта ты не разбила ей голову о камень? Какого чёрта не спихнула в реку? Ты понимаешь, что теперь девчонка сдохнет и замёрзнет в снегу, как кусок говядины в погребе? Ты понимаешь, что самое позднее весной её отыщут охотники? Ты понимаешь, что если они увидят, что у девки выколоты глаза, они не станут подозревать в этом зверей? А если они вспомнят о твоих играх пятнадцать лет назад? А? Об этом ты не подумала, сволочь?.. — Он отшвырнул от себя Морику с чудовищной силой, так, что та ударилась плечом о ствол дерева. Однако она не упала. Выпрямившись, откинув растопыренной пятернёй волосы с перекошенного лица, она выпалила:

— Я поймала эту маленькую дрянь! Я! Не ты! Если б её поймал ты, мог бы делать с ней всё что хочешь — сделать её годной для стаи или затащить в свою койку, мне плевать! Но я её поймала, и сделала то, что хотела сделать! Сучка ещё в Хорсине прокусила мне руку до крови!

— И поэтому ты ослепила её и бросила умирать? — спокойно спросил Кривой Коготь.

— Попадись мне в руки моя стерва-мамаша, я бы сделала с ней то же самое. И если бы Лантадик не был твоим, я бы сделала то же самое. Да если бы ты не трясся так над этим щенком Нерелом, я бы давно оставила его не только без глаз, но и без отростка… если, конечно, он у него есть.

Морика перевела дыхание и промолвила более спокойно:

— А что до её трупа… прежде чем она замёрзнет, её найдут волки или лисы. И если её вправду отыщут охотники, то подумают, что глаза у неё выклевали вороны. Так чего ты бесишься?

Кривой Коготь сплюнул на чистый, искрящийся в утренних лучах снег.

— Ты сумасшедшая сука, Морика, — глубокомысленно изрёк он, — но ты наша сумасшедшая сука. А что я тебе врезал — так между своими чего только не бывает… Иди, отдыхай… Попроси кого из баб, чтоб тебя и Щена с Коротышкой накормили от пуза, — скажешь, я приказал…

Заложив руки за спину, он неспешно направился к своему шалашу.

Неподалёку от него Тальнар, никем не замеченный, медленно закрыл глаза и сполз по стволу дерева прямо на снег.

Глава четвёртая В ликантрозории

1

В середине марта, спустя неделю после своего четырнадцатого дня рождения, Веглао возвращалась в старый дом, где они с Октаем жили вот уже два месяца. Это был большой особняк, стоящий вдалеке от дороги. К нему вела длинная и широкая аллея, с обеих сторон обсаженная липами, по которой в давние времена могла, наверное, проехать карета.

Ребята пришли сюда в январе. Мысль о том, чтобы уйти из пещеры и поискать какое-нибудь новое жилище, пришла к ним вскоре после нападения на девочку. Но осуществить её они смогли не сразу — если Октай от всех переживаний неожиданно выздоровел, то Веглао, едва оказавшись на месте, сразу же свалилась с жестокой простудой. Теперь уже Октай поил её чаем и кутал в одеяла, но Веглао и словом не заикнулась о том, что ему надо бросить её и уйти. Как только она выздоровела, они отправились в путь. Шли преимущественно на север, нигде не задерживаясь больше чем на два дня и стараясь держаться подальше от городков и деревень. Сами того не зная, они спаслись таким образом и от Кривого Когтя, как раз в это время в спешном порядке уводившего свой клан на юг, и от рыскавших повсюду охотников — за оборотней, живых, мёртвых ли, давалось неплохое вознаграждение.

Это путешествие на всю жизнь осталось очень тяжёлым воспоминанием и для Веглао, и для Октая. Стояли холода, но снег не падал, зато дул пронизывающий ветер, от которого не спасали голые деревья, под которыми они укладывались спать. Ребята выкапывали из-под снега негнущимися пальцами последние остатки ягод и грибов, грызли какие-то корешки — голодали страшно. Изредка им удавалось поймать рыбу в ручье, и как велико всегда было отчаяние, когда рыбке удавалось-таки в последний момент выскользнуть из онемевших пальцев! Порой, когда становилось уж совсем невмоготу, они пробирались по ночам в деревню, чтобы украсть что-нибудь съестное, но потом бросили это занятие: почуяв оборотней, собаки мгновенно заливались испуганным лаем, и пару раз ребят чуть не поймали.

Во время декабрьского полнолуния их волки загнали и убили здоровенного дикого кабана. Наутро ребята по следам крови отыскали тушу и ещё несколько дней не двигались с места, пока от кабана не остались только дочиста обглоданные кости, копыта и шкура. Клыки они забрали с собой, с помощью шила просверлили в них отверстия и сделали себе кулоны — на память.