Смерть воды и огня - [25]

— Пятьсот, — не моргнув глазом, ответил портье. — И, если что, вы ко мне не обращались и я для вас не звонил… Ведь это все-таки нарушение…

Она спокойно кивнула, достала из бумажника пять зеленых сотенных банкнот и вручила их портье, который спрятал эти банкноты где-то под пиджаком с такой же ловкостью, с которой до этого прибрал полусотенную.

— Спасибо, — сказала она. И вышла на улицу.

Она заняла пост у входа в гостиницу, но так, чтобы самой оставаться незаметной. Ей важно было лично убедиться, что Андрей Хованцев появится и возьмет этого мистера Джонсона в оборот. Андрей Хованцев, думала она, что твой бульдог — если вцепится, то от него уж никак не избавишься. Она сама убедилась в этом в мае — когда он следил за ней самой. А ведь она-то воображала будто может обмануть любую слежку. Правда, в те дни она малость расслабилась, считая себя в безопасности… И чуть не поплатилась.

Она заранее не сомневалась, что Игорь Терентьев не поедет на такую работу сам, а направит Хованцева. А уж с Андреем у неё свои, особые отношения — и утром, когда он выяснит об американце все, что можно, она его перехватит, и они обо всем договорятся. Деньги, естественно, она ему передаст. Терентьев не должен быть внакладе, и, главное, не должен заподозрить, от кого исходил этот заказ на слежку, такой обычный с виду…

Андрей появился где-то через полчаса — ну, может, минут через тридцать пять. Учитывая, что жил он неподалеку от метро «Авиамоторная», он, надо полагать, гнал как бешеный, чтобы как можно быстрее заступить на задание. Видимо, Терентьев его здорово накрутил, что, мол, такие клиентки на дороге не валяются. Интересно, подозревает Хованцев, при всей своей проницательности, что-то неладное, или нет?

Андрей припарковал машину не прямо возле гостиницы, а чуть поодаль на разрешенном для парковки участке Кутузовского проспекта, у тротуара — но при этом так, чтобы можно было сразу вскочить в неё и двинуться за «объектом», не упуская его из виду. Потом он небрежной походочкой прошел в гостиницу, держась настолько беззаботно и уверенно, как будто роскошные гостиницы с их барами — его дом родной, и он тусуется в них день и ночь. Да, он многому научился за эти полгода. Она невольно залюбовалась его нам миг застывшей фигурой — не такой уж высокой, не такой уж казистой, но при этом на удивление жесткой и устойчивой по какой-то внутренней сути, в точности, как у его погибшего двоюродного брата — когда он помедлил, взявшись за ручку тяжелой двери, но и в этой остановке не теряя целеустремленности и энергии.

Это родственное сходство, сразу постаралась внушить она себе. Это голос крови — самой могущественной силы, из всех, существующих на земле постоянно звучит в Андрее, вне зависимости от его воли и желания… И будит в ней давно забытое чувство, щемящее чувство узнавания. Нет, её не к Андрею влечет как к родному — просто он одним своим видом будит в ней воспоминания, и такие горькие, и такие сладкие, о единственной в её жизни любви.

Внушив себе это, и немного успокоившись, она вновь обрела способность здраво размышлять — и ещё раз задумалась, правильно ли поступила и правильно ли все сделала. Идея сделать «ход конем» и поставить себе на службу Андрея Хованцева, пришедшая сразу, едва она увидела мистера Джонсона флиртующим с девицей, показалась ей такой яркой, дерзкой и замечательной, что она не стала принимать во внимание её недостатки. А недостатки были… В прежние времена весь гостиничный персонал таких отелей международного класса («интуристовских», как их попросту именовали в советские временя) был обязательно связан с ведомством Повара и не задумываясь представлял ежедневные отчеты о любом странном событии — пусть самом мелком, но хоть сколько-то выбивающемся из привычной колеи — о любой странной фразе, о любом новом лице. Вряд ли что и сейчас изменилось, по большому счету. Если портье представит «куда надо» такой отчет — сразу могут возникнуть подозрения, что за «очаровательная блондинка-француженка» искала мистера Николаса Джонсона… И, если портье покажут фотографии, и он на одной из фотографий её опознает…

Правда, если портье доложит об этом инциденте с вызовом частного детектива — ему придется делиться частью выручки со своим «куратором». Насколько Богомол знала человеческую природу, такая перспектива портье вряд ли улыбается, и девяносто девять шансов из ста, что он предпочтет обо всем промолчать. Да, правда и то, что та часть внутренней охраны гостиницы, которая дежурит в фойе, видела, как портье треплется с француженкой, а потом звонит для неё по телефону. Но тут портье отбрехается, опыта ему не занимать…

В общем, с улыбкой подытожила она, все получилось довольно чисто. Оставалось решить, прикрывать ли Андрея, прокатившись за ним «хвостом», пока он будет преследовать американца с его девицей по ночной Москве этакий принцип «дедка за репку, бабка за дедку…» — или нет. Взвесив все «за» и «против», она решила, что надо предоставить Андрею действовать самостоятельно. И утром, получить отчет — желательно, избежав встречи даже с ним. Скажем, через камеру хранения на вокзале, там же оставив деньги. Если она сошлется на то, что чувствует себя неловко в той щепетильной ситуации, и ей хочется, чтобы и нанятые ей детективы не могли потом узнать её в лицо — это будет более чем правдоподобный предлог. Многие женщины, пылающие ревностью и жаждой мести, но при этом желающие хоть сколько-то сохранить достоинство, именно так и поступили бы.