Смерть в осколках вазы мэбен - [10]

— Но и не первое, — фыркнула я.

— Потом напишешь о моделях нордвиндского дома, — гнул свое главный редактор, — особое внимание уделишь Диане.

— Как это — особое?

— Расскажешь о ней. Приведешь высказывания ее коллег, подруг, модельеров…

— Подруги у модели? — Я со злостью посмотрела на Пошехонцева. — Да они же друг друга съесть с потрохами готовы.

— Ее импресарио, менеджера, фотографов…

— Ее горничных, поваров, шоферов… — продолжила я.

— Но гвоздем программы, — Илья не обратил на мои слова никакого внимания, — будет интервью с самой Дианой..

— И дива захочет со мной говорить? — не удержалась я от издевки.

— Захочет, можешь не сомневаться. Ну что?

— Нет слов. По крайней мере приличных.

— Так ты согласна? — Илья с радостным сомнением воззрился на меня. — Согласна?

— Согласна, черт с тобой, куда же мне деваться. Но только с одним условием.

— Хоть с тысячей. — Илья вскочил со стула и, радостно потирая руки, пробежался по кабинету, пиная на ходу пустую банку из-под пива «Балтика № 9».

— Ты не понял, Илья, — попробовала я умерить его радость. — У меня действительно есть условие.

— Какое? — Пошехонцев немедленно придал физиономии подобие серьезного внимания.

— После статей об этой… — ну, сам понимаешь — я хочу написать материал, но только о ком или о чем сама захочу, безо всяких предварительных советов с тобой. И ты эту статью примешь. Примешь, — я сделала выразительный жест, — безо всяких кривляний и ссылок на то, что это не пойдет.

— А о чем будет статья?

— Пока не знаю. Но только на этих условиях я согласна писать о модели. Ты понял?

— Понял. Знаешь, Леда, — он снова протиснулся за свой стол, — твои требования не так уж и непомерны, — он задумчиво посмотрел на меня, — Материал у тебя всегда интересный, поэтому с моего благословения пиши о чем хочешь. Но после того, как выйдут статьи о Диане. Когда будет готово интервью с ней, причем приличное.

— Вот в этом, Илюшенька, можешь не сомневаться. Плохо писать — себя не уважать.

— Договорились. У меня все. Если никаких вопросов больше нет, то позови мне, пожалуйста, Лилию.

Пошехонцев сделал вид, что снова занялся разглядыванием красоток в журнальчике, а я направилась к двери.

Перерыв на обед разогнал моих коллег, никто не стучал по клавиатуре, стало тише. Журналисты разбрелись кто в буфет, кто в курилку. Некоторые образовали группы и пили кофе. Компания из четырех человек в уголке мирно, по-домашнему, перебрасывалась в картишки. Ничего удивительного, каждый использует свой законный перерыв, как ему больше нравится.

— Как успехи? — спросил меня вечно шмыгающий носом Кирилл Волоснов, поднимая голову от толстой растрепанной книги.

— В смысле? — Я приостановилась.

— Как Илья отреагировал на твой материал? — Кирилла ничуть не смутил мой недовольный тон.

— Как муж, с которым живешь уже давно.

— То есть?

— Когда предлагаешь одно и то же, оно приедается, хочется молодого, упругого и умелого тела на все согласной путаны.

— Леда, ты чего? — Кирилл с искренним недоумением уставился на меня, даже носом шмыгать перестал.

— Ничего. Наш главный в восторге от моих материалов, но теперь он хочет, чтобы я писала о моделях.

— О каких это? — тут же встрял Семен Гузько. — Модели — это же клево!

— Для тебя, Семен, не сомневаюсь, что клево. Даже суперклево. Вот только вся эта публика не для меня.

— Не вынесла, значит, душа эстета… — гнусовато произнес Гузько. — А чем они тебе так не нравятся? Балдежные ведь девочки.

— Семен, — меня прорвало, — ты можешь писать о них сколько тебе влезет, ты можешь исходить слюной или облизывать их глянцевые портреты с ног до головы, ты можешь даже мастурбировать, глядя на их фото, закрывшись в сортире, но я-то здесь ни при чем, меня их прелести не возбуждают!

— Ладно тебе, Леда, успокойся. — Гузько, неравнодушный ко всякого рода женским прелестям, поутих. — Ничего ведь страшного.

— Точно, — тут же поддержал его Волоснов. — Сделаешь статейку, ну две, и пиши потом о композиторах и балетмейстерах.

— Балетмейстерах? — Я посмотрела на Кирилла.

— Ага, — радостно закивал он, обнажая в улыбке неровные желтые зубы. — Тут в твое отсутствие Михайловский звонил, за статью благодарил, на ужин звал.

— Треплешься? — Я начала понемногу успокаиваться.

— А вот и нет, — возмутился Волоснов, вытирая под носом и призывая в свидетели подходящих коллег. — Все свидетели, что этот танцор-мен тебе звонил, рассыпался в благодарностях, приглашал сходить кое-куда. Очень жалел, что тебя нет, просил позвонить ему, когда появишься.

Коллеги, слушая разглагольствования Кирилла, согласно кивали головами.

У руководителя Санкт-Петербургского мужского балета Валерия Михайловского я брала интервью полтора месяца назад. Статья только успела появиться, как балет отправился на гастроли во Франкфурт. А сейчас, стало быть, вернулся.

— Вернулись, — откликнулся на мой телепатический позыв Кирилл, — и пробудут в городе почти всю осень. В конце месяца хотят представить публике новую программу.

— Позвони, — встрял Гузько, — пообщайся с интеллигенцией, заодно спросишь о творческих планах.

— Ладно, — сдалась я, — позвоню, вот только найду телефон.

— А чего искать, — подскочил Волоснов. — Он мне продиктовал, я записал, так что звони на здоровье.