Смерть в мои планы не входит - [50]

– Заурядный, говоришь? – произнёс Рустам. – М-да… а что ты вообще знаешь о нашем мире? Правильно, ничего. Рассказывать о наших бедах – это слишком долго и утомительно. Когда-нибудь ты всё поймёшь, Юра. А за разноцветное небо тебе спасибо. Не хватает пару-тройку планет увидеть на небе, или их спутников, и тогда бы я с уверенностью сказал, что попал на другую планету.

– Это завсегда пожалуйста, это мы могём! – ответил я. – Да, ты прав! Для того чтобы понять весь огромный мир, нужно в нём родиться. Или, как вариант, прожить в нём большую часть своей жизни. Можно до бесконечности ругать мир, людей, пока сам не погрузишься с головой во все проблемы. Всё, как в моём мире.

– Вот и наши прибыли, – сказал Рустам. – Пойдём встречать, о могущественный маг и повелитель стихий!

Я вышел вслед за парнем через калитку на улицу в тот момент, когда из-за поворота показались три машины: два внедорожника и минивэн. Из него вышла Мила, я присвистнул: лицо в порезах, под глазами залегли чёрные тени и, как мне показалось, девушка очень сильно похудела. Мила помахала рукой, поприветствовав меня и Рустама, и именно в этот момент я увидел в её глазах боль и сожаление. Неужели Рустам сказал о профессоре правду? Если это так, то в его смерти, естественно, виноват я. От невесёлых мыслей в душе погано и тоскливо, я вспомнил урок Предтеч, вспомнил о «законе и принцип невмешательства» в дела других миров, в их развитие.

– Рустам, помоги ребятам отнести тело деда на третий уровень лаборатории. Юра, нам нужно поговорить! – произнесла девушка. – Пойдём в дом, чтобы нам никто не мешал.

Я вздохнул. Сейчас посыплется куча объединений, в лицо мне будет высказано множество претензий, в результате чего я буду выдворен на улицу. Ну что ж, я к этому готов.

– Мила, мне очень жаль, что всё так произошло. Но поверь, по-другому ваш мир вылечить не получилось бы. Если честно, я так и не понял, что произошло.

– Вот поэтому я тебя пригласила на разговор, Юра. Не вздумай себя винить в смерти моего деда. Мы себя неправильно повели по отношению к тебе, результат на лицо. А теперь слушай и не перебивай!

Чем больше я слушал Милу, тем отчётливее понимал, что втянут кем-то в очень опасные игры. Причём, эти игры могут привести к исчезновению одновременно четырёх миров. Если в сражении с Гуором решалась судьба только моего мира, то сейчас ставки кто-то взвинтил и этот кто-то не блефует, хоть и прёт напролом. Плохое, что происходит во всех, без исключения, мирах, происходит из-за углеводородов или источников энергии. И без разницы, какой цвет кожи у людей, какого они вероисповедания. Главное, что кто-то хочет завладеть богатствами четырёх миров. Но самое ужасное, что этот «кто-то» ведёт борьбу за самое ценное, что есть у человека – за свободу, и он должен получить по наглой рыжей морде. Может, и не по рыжей, но по наглой – это точно! Для меня было открытие, что существует мир под номером четыре. Мир-куратор, мир-вампир, мир, паразитирующий на благополучии трёх соседних миров. Я посмотрел на лист договора, на три кружочка с цифрами один, два, три, дорисовал четвёртый кружок и поставил жирный знак вопроса. Первоочередным оставался вопрос возвращения в свой мир с целью предотвращения похищения профессора Монье. То есть, уничтожение похитителя. Дубль-меня. Не будет Монье похищен, произойдут изменения со всеми мирами. В том числе, с миром-куратором. Люди в том мире начнут нервничать и совершать массу ошибок. К чему они приведут – мне было всё равно. Хуже чем есть, быть уже не может.

Рустам и Ник положили тело профессора на выдвижную платформу прибора, напоминающего томограф. Мила, прикусив до крови губу, колдовала над компьютером, я подошёл к окну. Горы, сосны, разноцветное небо. На секунду пришло осознание того, что такого произойти никак не могло, от слова совсем.

– Чёрт! – выругалась Мила. – Они там что, совсем спятили?

– Кто они?

– На той стороне. Долго объяснять.

Я опять отвернулся к окну. Из-за горизонта малиново-фиолетового цвета показались три маленькие точки. Тройной стеклопакет, плюс жужжание приборов лаборатории и гудение находящейся за стеной страшно-непонятной установки, которую Мила обозвала дезинтеграционной камерой. Точки приближались и теперь, несмотря на отличную звукоизоляцию, стал слышен звук стальных стрекоз.

– Мила, змееголовые, – крикнул забежавший в лабораторию Ник.

Мила посмотрела мне в глаза, прижала руки к груди. По губам я прочитал одно единственное слово: «пожалуйста». Вспомнив дьявола, я кубарем скатился по лестнице на первый этаж, выбежал на улицу. Рустам держал в руках подобие «базуки». Вверх ушла самонаводящаяся ракета. Вертолёты отстрелили тепловые ловушки, перестроились. Время, как это всегда бывает в подобных случаях, стало размазнёй, больше похожей на загустевший кисель.

– Ник, за угол, – крикнул Рустам, увидев моё лицо. Я усмехнулся: ну да, кроме Рустама никто не видел сумасшествия на берегу моря.

В районе солнечного сплетения бушевал пожар, элементаль Огня обжёг правую щеку. Я слился с огнём, он стал Князевым, Князев на какое-то время стал похохим на языки пламени. Огненно-смертельно-убойные. Земля качнулась влево-вправо, я закричал от боли: остатки когда-то белоснежной футболки начали тлеть, осыпаться на землю пеплом. Коптеры сделали дружный залп: шесть ракет устремились в сторону «дачи» Преображенского. Смысла сдерживать в себе сумасшедшее количество энергии я больше не видел. Саламандры, как тогда, в заснеженной степи, пытались меня успокоить: ты всё правильно делаешь, смерть этих созданий будет не по твоей вине и не твоей совести. Зрение жило отдельной жизнью: я увидел немецкие кресты, услышал за спиной: