Смерть в Кесарии - [54]

– Вы же просили книгу, – обиженно ответил Гольдберг. – Вот эту.

– Ах, да, давай сюда. И принеси, ради Бога, ту папку, которая мне нужна.

Лаборант скрылся за дверью и тут же снова вернулся, с тонкой папкой в красной пластиковой обложке.

Натаниэль задумчиво посмотрел на Габи, потом на книгу, лежащую перед Гофманом. Наклонился, пододвинул книгу к себе, раскрыл ее.

– «Ибо наказаны будут не те, кто проливает кровь сынов Адама на сочную траву, забывая, что кровь – это душа, но те, кто скрывает за бельмами учености истинное, незамутненное зрение…». – прочитал он. – Да-а… Что-то мудрено для меня.

Габи Гольдберг фыркнул.

– Ерунда, – сказал он. – Вообще, по-моему, эта книга – полный бред. Для шизиков. Все слова, вроде понятны, но так оно все перекручено… – он помотал головой. – Черта с два разберешь.

До Розовски не сразу дошел смысл сказанного.

– А что? – Гольдберг пожал плечами. – Я, во всяком случае, ничего не понял.

Теперь уже и Гофман посмотрел на лаборанта расширившимися от изумления глазами.

– Ты хочешь сказать, что читал ее? – он искоса глянул на сыщика, ожидая увидеть на его лице ехидную улыбку. Но улыбки не было.

– Читал. А что? – в свою очередь, спросил лаборант. И, заметив странное выражение лица профессора, встревожился: – Вы же не говорили, что нельзя.

– Нет, я, конечно, не говорил, но…

– Ты слышал когда-нибудь о проклятьи Давида Сеньора? – хмуро спросил Розовски.

– О чем? – недоуменно переспросил Гольдберг. – О каком проклятьи?

Розовски и Гофман снова переглянулись.

– Понятно… – сказал Натаниэль. – Скажи, Габи, что за человек был твой напарник?

– Нормальный человек. Правда, подвинутый на всех этих штуках, – Габи кивком указал на книгу. – А что за проклятье?

– На каких штуках?

– Что?

– На каких штуках был подвинут твой напарник? – повторил вопрос сыщик.

– Ну, на этих. Каббала и прочее. А что?

– Профессор предполагает, что именно это увлечение и оказалось причиной смерти, – сказал после паузы Розовски.

– Увлечение? А разве это не… не сердечный приступ?

– Но он был спровоцирован, – медленно произнес сыщик. – Так, во всяком случае, полагает профессор Гофман.

Габи недоверчиво посмотрел на сыщика, перевел взгляд на Давида Гофмана. Тот кивнул. Лаборант неуверенно улыбнулся.

– А вы могли бы объяснить мне… – начал было он, но Розовски перебил:

– Увы, нет, мы еще сами ничего не знаем. О проклятьи Давида Сеньора вам расскажет ваш профессор. А мне пора, – он поднялся. – Давид, я бы хотел взять на денек эту книгу.

Гофман отрицательно качнул головой.

– Я оставлю расписку.

– Ты прекрасно понимаешь, что дело вовсе не в этом! – вспылил Давид.

– А в чем? – Розовски удивленно посмотрел на друга. – А, вот в чем дело… Но ты ведь слышишь, – он указал на лаборанта, все еще стоявшего у двери. – С ним ничего не случилось.

– А что со мной должно было случиться? – спросил тот.

– По мнению профессора Гофмана, ты должен был скончаться от сердечной недостаточности, – объяснил сыщик. – Сразу по прочтении книги.

– Ну и шуточки у вас… – пробормотал Гольдберг.

– Это не шуточки, – сказал Натаниэль. – Профессор предполагает, что с этой книгой связана какая-то, довольно мрачная история… Кстати, как у вас складывались отношения?

– С кем?

– С Михаэлем Корном.

Гольдберг немного подумал.

– Какие могут сложиться отношения за такое короткое время? – спросил он. – Только познакомились. Ты же знаешь, Натан.

– А раньше вы не были знакомы? – спросил Розовски.

– Откуда? Ни разу не встречались. И с чего ты решил, что все репатрианты знакомы друг с другом?

– Страна маленькая, – ответил Розовски. – Мы, по-моему, вообще все знакомы друг с другом, разве нет?

Вопрос был риторическим, Габи так его и воспринял. То есть, промолчал. Розовски побарабанил пальцами по столу.

– Н-да-а… Ну, а за эти дни что – не повздорили ни разу? – спросил он.

Гольдберг обиделся.

– Да ну тебя, Натан, ты что же – думаешь, я его… – он насупился и отвернулся.

– Ты его – что?

– Сам знаешь, – буркнул Габи. – Я могу идти? – он демонстративно повернулся к Гофману. Профессор, смотревший на все это с неодобрением, сказал:

– Да-да, конечно… У тебя ведь больше нет вопросов, Натаниэль?

Розовски кивнул.

– Хорошо, Габи, иди, – сказал он. – Мне тут еще надо переговорить с вашим шефом. Только не убегай, ладно? Я хотел задать тебе еще пару вопросов.

И вновь во взгляде Габи появилась настороженность. Он явно хотел о чем-то спросить, но выражение лица Розовски не располагало его к этому, он молча повернулся и вышел. Когда лаборант покинул кабинет шефа, Давид спросил:

– Ты его подозреваешь в чем-то?

Розовски отрицательно качнул головой.

– Я не могу никого ни в чем подозревать, – сказал он. – Пока что я, все-таки, не уверен в том, что имело место преступление.

– Но ты так говорил, будто…

– Я никого не подозреваю, – перебил Розовски. – Или всех подозреваю. Может быть, всю историю выдумал ты сам. Может быть, тебе захотелось создать грандиозную мистификацию.

– Ну, знаешь! – возмутился Гофман.

– Ладно, успокойся. А вопросы… – Розовски улыбнулся. – Я всегда задаю вопросы неприятные и неудобные. Издержки профессии, – он снова раскрыл старинную книгу. – Что-то мне это напоминает… – пробормотал он.