Смерть в галерее - [39]

— Дорогая, но это же дьявольски опасно, — он обнял ее, и она с удивлением почувствовала, что его рука дрожит. — Не делай этого, не нужно, — его губы касались ее уха. — Остановись, милая. Это больно. Больно, пока все это продолжается, а когда заканчивается, наступает настоящий ад. Ты ничего об этом не знаешь. Я смогу это вынести, но только не ты. С тобой это впервые, и ты еще слишком молода.

— Ты меня любишь?

Он так низко наклонил голову, что его лоб коснулся ее щеки.

— Это мне за все мои грехи, — сказал он. Через некоторое время он поцеловал ее в щеку и легонько отстранил, но нашел в темноте ее руку и до боли сжал в своих больших и сильных ладонях.

— Я его ударил, — сказал он. — На самом деле произошло вот что. Начнем с того, что там был еще и Лукар. Совершенно идиотская сцена. Я разозлился и отказался при нем обсуждать наши с тобой дела. Лукар совершенно обнаглел, а Роберт не смог или не захотел его поставить на место. В конце концов я рассвирепел и проучил негодяя. Ты слышала, как Долли сегодня прошелся по поводу моего печально известного характера? Это была шпилька в мой адрес, потому что однажды у нас в той же комнате была стычка с Габриель. Из-за Филлиды, она тогда кокетничала со мной, но у нее одновременно был серьезный роман с кем-то другим. Это было сто лет назад, я тогда как раз писал твой портрет. В те годы я был нищим художником, и Габриель сказала мне парочку колкостей о молодых людях, которые хотят жениться на приданом. У меня в руках совершенно некстати была бутылка, в глазах потемнело. Я ничего тогда не сделал, но все поняли, или им так показалось, что я мог бы ее ударить. Безобразная история. В ту ночь случилось нечто похожее. Я вытолкал Лукара в коридор, и он унесся, как метеор. Тогда ты его и встретила, да? Это было как раз перед тем, как я к тебе поднялся. В одиннадцатом часу.

— Да, — еле слышно сказала она. — Как раз тогда. После десяти. Он был в ярости.

— Но не до такой степени, как я. У Роберта, к несчастью, тоже осталась парочка синяков. Вот так все и случилось. Он кипел от злости, наговорил мне кучу гадостей, и я его ударил. Я его очень сильно ударил. На самом деле руку я поранил об его подбородок, но и ему разбил лицо. Он упал, как подкошенный и ударился головой о паркет. Я думаю, он на пару минут отключился, потому что лежал, вытаращив на меня глаза, а я стоял и смотрел на него.

— Я знаю, я тебя видела.

— Ты видела? Откуда? Со двора?

— Да.

— Я что тогда, ослеп? Нет, это, наверное, случилось позже. Когда я посадил его на стул и увидел, во что я превратил его лицо.

Он замолчал, а потом она услышала в темноте его короткий грустный смешок.

— Такая глупая детская история. Это была жуткая, безрассудная ярость. Я вел себя как юный Ромео, воспылавший первой любовью и черт еще знает какой дребеденью. Я ужасно разозлился. И ничего не мог с собой поделать. Но потом сообразил, что разыгрываю совершенно идиотский спектакль, разукрашивая его лицо. И поэтому первой моей заботой было привести его в порядок, помыть и почистить, чтобы он потом не плел невесть что. Роберт и сам страшно разволновался и все повторял: «Что подумают слуги?» — Как попугай, я ему чуть опять не врезал. В конце концов, я вышел, принес его шляпу и пальто и велел одеваться, пока я схожу и попрощаюсь с тобой. Я хотел отвезти Роберта к доктору привести в порядок его лицо. Мы хотели выйти через черный ход, потому что он боялся кого-нибудь встретить в коридоре. Мы так и сделали. Но когда я спустился от тебя и подошел к двери, я услышал, что он с кем-то разговаривает. Я подумал, что это вернулся Лукар, и не стал входить. Я почувствовал такое отвращение к ним обоим, что подумал: «Какого черта мне там надо?» Я вернулся в коридор, взял свое пальто, где я его, как настоящий осел, оставил, пока ходил за вещами Роберта, и решил, что теперь свободен. Когда он на следующее утро не появился, я подумал, что он, к счастью, сообразил где-то пересидеть, пока его лицо не примет презентабельный вид.

— Почему ты все это не рассказал?

— Кому? Долли?

— Нет. Полиции.

Он засмеялся и отпустил ее руку.

— Не слишком хорошая идея, малыш, — сказал он. — А потом Лукар удрал и вызвал огонь на себя.

— Ведь ты не попытался выгородить Лукара?

— Нет. Но я подумал, что глупо вдаваться в пространные объяснения по поводу того, что сказал он, что ответил Роберт и почему я так взбесился.

— На самом деле ты выгораживал меня? Он взял ее за руку.

— Боже мой, графиня, — тяжело сказал он. — Если ты видишь во мне героя, тебя ждет жестокое разочарование.

— Мне все равно.

Дэвид поцеловал ее очень нежно, почти застенчиво.

— Я тебе не верю. Господи, помоги нам обоим, — сказал он.

13

В холле их уже поджидал флегматичный детектив. Он был исключительно любезен. Старший инспектор Бриди, уверял он, очень сожалеет, но вынужден просить мисс Айвори о встрече в такой поздний час. Если бы она была так добра проехать с ним в Главное полицейское управление, всего на пару минут, он был бы очень ей признателен.

В просьбе не было и намека на принуждение. Она была почти униженной. Но для визитов время суток было уже очень поздним, и такая спешка тоже была очень странной, и Фрэнсис опять почувствовала, как от страха у нее сжимается сердце.