Смерть в день рождения - [5]

Анелида поставила в вазу последний цветок и посмотрела ему прямо в лицо.

— Уверена, что все будет хорошо, — мягко скачала она. — Конечно, что со стороны легко это говорить, но вы так много о ней рассказывали, что мне кажется, я с ней знакома.

— А мне очень хотелось бы, чтобы вы действительно с ней познакомились. Собственно, здесь мы подошли к причине моего торжественного визита. Разрешите зайти за вами часов в шесть и сопроводить вас к ней? В половине седьмого начнется что-то вроде приема, который, надеюсь, вас позабавит. Но мне хочется представить вас заранее. Вы согласны, Анелида?

Она довольно долго ничего не отвечала:

— Боюсь, что я не смогу. Мне… у меня встреча.

— Не верю. Почему вы не хотите пойти?

— Но я не могу. Это ее день рождения. Это праздник ее и ее друзей. Вы не можете в такой день притаскивать к ней незнакомую женщину. Тем более незнакомую актрису.

— Напротив, могу.

— Это неприлично.

— Что за странное слово вы выкопали! И скажите на милость, почему вы считаете неприличным, если я хочу, чтобы двое самых дорогих для меня людей познакомились?

— Я не знала… — начала Анелида.

— Знали, конечно, знали, — сердито буркнул он. — Должны были знать.

— Но мы едва знакомы.

— Ну, если вы так думаете, тогда приношу свои извинения.

— Я только хотела сказать… просто ведь мы так недавно…

— Не виляйте!

— Но послушайте…

— Простите. Видимо, я ошибался.

Пока они смотрели друг на друга в ужасе от того, что каким-то образом умудрились поссориться, вошел, постукивая палкой, Октавиус.

— Кстати, — весело провозгласил он, — сегодня утром я поддался романтическому порыву, Дейкерс, и отправил вашей покровительнице поздравительную телеграмму. Без сомнения, она будет одной из тысяч. Там была строка из Спенсера. Надеюсь, что она ее заметит.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр, — громко сказал Ричард. — Она будет в восторге. Ей очень нравится, когда люди проявляют к ней дружеские чувства. Большое спасибо за картину.

И забыв заплатить за нее, он в самом несчастном расположении духа вышел из лавки.

3

Мисс Беллами жила в соседнем с «Пегасом» доме. Но Ричард был слишком взбудоражен, чтобы сразу идти туда. Он обошел вокруг Пардонез-плейс, стараясь разобраться в своих мыслях. Испытывал он ужасно неприятное, но, к счастью, редкое ощущение, когда человек, как бы раздваиваясь, начинает смотреть на самого себя и на свою жизнь со стороны глазами незнакомца. В такие минуты все его прошлое проходит перед ним, и процесс этот напоминает те псевдонаучные фильмы, в которых развитие растения, протекающее на деле в течение семи недель, при помощи всяческих уловок происходит на глазах у зрителя за семь минут. И вы видите, как росток изгибается, увеличивается, удлиняется под действием какой-то неодолимой силы, пока, наконец, не вырывается, как ему и предназначено, на свет божий.

В случае с Ричардом такой неодолимой силой оказалась Мэри Беллами, а результатом ее двадцатисемилетнего воздействия были две идущие с успехом в театрах Вест-Энда комедии, третья готовилась к постановке и вот эта, последняя (его рука сжала папку), серьезная пьеса. Хотя, может, дело не только в Мэри. Серьезная пьеса — его собственное детище.

Почти обойдя маленькую площадь кругом, он повернул назад, потому что не хотел проходить перед окнами книжной лавки. С чего это он вдруг надулся и обиделся, когда Анелида отказалась идти знакомиться с Мэри? И почему она отказалась? Любая другая девушка на месте Анелиды, подумал он смущенно, ухватилась бы за такое приглашение: прием по случаю дня рождения знаменитой Мэри Беллами! Приглашения удостоились лишь немногие из самых сливок театрального мира Лондона. И дирекция, и режиссура. Любая другая девушка — тут он недовольно оборвал свои мысли, понимая, что если довести их до логического конца, итог будет совсем не в его пользу. Тогда придется ответить на вопрос, что за человек этот Ричард Дейкерс. И реальность раздвоится, поставив его лицом к лицу с незнакомцем. А ему это ощущение знакомо и, надо сказать, удовольствия доставляет мало. Отбросив переживания, он, внезапно решившись, быстро подошел к дому и позвонил. Чарльз Темплетон завтракал у себя в кабинете на первом этаже. Дверь была открыта, и Ричард увидел Чарльза, читающего «Тайме». Тот уютно устроился в своем мирке, заключавшем шесть тщательно отобранных старинных китайских статуэток, три любимые картины, несколько великолепных кресел и изящный письменный стол. Во всех предметах, которыми окружил себя Чарльз, чувствовался его изысканный вкус и обширные познания. Он мог годами ждать момента, чтобы приобрести какое-нибудь редкое сокровище. Ричард вошел в комнату:

— Доброе утро, Чарльз.

— Привет, старина! Пришел с поздравлениями?

— Я первый?

— Первый во плоти. Были лишь обычные многочисленные послания и подношения. Мэри будет очень рада тебя видеть.

— Пойду наверх, — ответил Ричард, почему-то мешкая. Чарльз опустил газету. Как часто Ричард видел этот жест, видел, как Чарльз, сняв очки, смотрел на него с туманной улыбкой. Недавний приступ самопокаяния (был ли он откровенным?) побудил Ричарда задаться вопросом, а что он, собственно, знает о Чарльзе. Он привык к этой ровной приветливости, непринужденности манер. А каким бывает Чарльз с другими? Ведь у него репутация жесткого дельца, сколотившего большое состояние. А Чарльз в роли любовника пять, двадцать лет назад? Невозможно себе представить, думал Ричард, рассеянно глядя на пустую нишу в стене.