Смерть в чужой стране - [73]

К тому времени, когда он добрался до дому, ноги у него болели из-за новых ботинок, которые Амброджани купил ему в магазине на магистрали. Сто шестьдесят тысяч лир и так жмут! Едва войдя в дверь, он сбросил их, потом прошел в ванную, снимая на ходу одежду и беспечно разбрасывая ее позади себя. Он долго простоял под душем, несколько раз намыливал все тело, тер мочалкой ступни и между пальцами, снова и снова ополаскивая их водой. Потом вытерся и сел на край ванны, чтобы внимательно осмотреть ноги. Хотя они и покраснели от горячей воды и растирания мочалкой, он не заметил на них никакой сыпи или ожогов; ноги, какими и полагается быть ногам, хотя он вовсе не был уверен, что им такими и полагается быть.

Он обмотался вторым полотенцем и пошел в спальню. Там услышал, как Паола крикнула из кухни:

— Гвидо, у нас нет служанки. — Она говорила громко, стараясь перекричать шум воды в стиральной машине.

Он пропустил ее слова мимо ушей, подошел к шкафу и оделся, потом сел на кровать и, прежде чем натянуть чистые носки, снова осмотрел ступни. Они по-прежнему походили на ступни. Он вынул из низу шкафа коричневые ботинки и направился на кухню. Услышав его шаги, она продолжила:

— Как по-твоему, могу я заставить детей убирать за собой, если сам ты раскидываешь свои вещи, как попало?

Войдя в кухню, он увидел, что она стоит на коленях перед стиральной машиной, положив палец на кнопку пуска. Сквозь чистое оконце была видна груда мокрого белья, которая вращалась то в одну, то в другую сторону.

— Что с ней случилось? — спросил он.

Она не посмотрела на него и ответила, не отводя загипнотизированного взгляда от вращающейся одежды:

— Там что-то разрегулировалось. Если я кладу туда полотенца или еще что-то такое, что впитывает много воды, в начале отжима машина начинает скакать и все электричество в квартире вырубается. Вот я и жду, когда белье распределится по барабану, тогда все будет в порядке. А в случае чего успею ее выключить, пока свет не вырубился, тогда белье придется выжимать вручную.

— Неужели тебе приходится делать это каждый раз, когда ты стираешь?

— Нет. Только когда я кладу туда полотенца или фланелевые простыни с кровати Кьяры. — Тут она замолчала и сосредоточилась на кнопке, потому что в машине что-то щелкнуло. Вдруг белье внутри начало вращаться, прижатое к крутящемуся барабану. Паола встала, улыбнулась и сказала: — На этот раз без осложнений.

— И сколько это уже продолжается?

— А, не знаю. Года два.

— И это приходится делать всякий раз, когда ты стираешь?

— Если я стираю полотенца. Я же сказала. — Она улыбнулась, забыв о своем раздражении. — Где ты был с самого рассвета? Ты что-нибудь ел?

— На озере Барчис.

— И что ты там делал, играл в войну? Вся одежда в грязи. Как будто ты катался по земле.

— А я действительно катался по земле, — начал он и рассказал о том, как они с Амброджани провели день. Времени на это ушло много, потому что он хотел вернутся к самому началу и объяснить все насчет Кеймана, его сына, о том, как «потерялась» история болезни мальчика, о медицинском журнале, полученном по почте. И наконец он рассказал Паоле о наркотиках, которые были спрятаны в квартире Фостера.

Когда он закончил, Паола спросила:

— И они сказали этим людям, что у их сына аллергия на сок какого-то дерева? Что все в порядке? — Он кивнул, и ее взорвало. — Ублюдки! А что будет, если у мальчика появятся другие симптомы? Что они скажут родителям тогда?

— А может, других симптомов и не будет.

— А может, и будут. Что будет тогда, Гвидо? Что они станут говорить тогда? — что у него, мол, что-то такое, чего они не понимают? И снова потеряют его историю болезни?

Брунетти хотел сказать ей, что он здесь ни при чем, но это показалось ему слишком слабым возражением, и он промолчал.

Поостынув, Паола поняла, насколько бессмысленна была ее вспышка, и перешла к более практическим вещам.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Не знаю. — Он помолчал, потом сказал: — Я хочу поговорить с твоим отцом.

— С папой? — Она была искренне удивлена.

Брунетти понимал, что его ответ приведет ее в ярость, но все равно сказал то, что считал правдой:

— Потому что он может знать об этом.

Она бросилась в атаку, не успев подумать:

— Знать об этом? Что ты имеешь в виду? Откуда ему знать? Или ты думаешь, что мой отец какой-то международный преступник?

Молчание Брунетти ее остановило. За спиной у них стиральная машина перестала вращаться и сама выключилась. В комнате было тихо, если не считать отзвука ее вопроса. Она повернулась, наклонилась над машиной и начала вынимать оттуда сырое белье, вешая его на руку. Ничего не сказав, она прошла мимо мужа и, оказавшись на террасе, выложила выстиранные вещи на стул, а потом стала вешать их на веревку одну за другой. Вернувшись, она произнесла:

— Ну да, может, он и знает тех, кто может что-то знать об этом. Ты сам позвонишь ему или хочешь, чтобы я это сделала?

— Наверное, лучше я сам.

— Тогда сделай это сейчас, Гвидо. Мама сказала, что они собираются на неделю на Капри. Уезжают завтра.

— Хорошо, — сказал Брунетти и пошел в гостиную, где стоял телефон.

Он набрал номер по памяти, не понимая, почему этот номер, по которому он звонил раза два в год, был из тех, которые он никогда не забывал. Трубку взяла его теща, и если она и удивилась, услышав голос Брунетти, то виду не подала. Она ответила, что граф Орацио дома, не задала никаких вопросов и сказала, что сейчас позовет мужа к телефону.