Смерть швейцара - [74]

— У вас много кавалеров, Оленька, — шутливо погрозила она бывшей соседке пальцем и, включив свет в прихожей, впустила всех в квартиру.

— Я ведь к вам по делу, Клара Альбертовна, — Ольга сразу пустилась с места в карьер. — Опять хочу комнату у вас снять. Район мне здесь нравится, соседка вы — и желать лучше нельзя, ну а с родителями с некоторых пор жить стало просто невыносимо. Вот хотела узнать, свободна у Антонины Селиверстовны комната или нет?

Пока Ольга разговаривала с пенсионеркой, Меняйленко и сопровождавшие его лица стояли рядом, дожидаясь решения. Судя по их уверенному виду можно было не сомневаться, что вопрос решится положительно.

Так оно и вышло. Хотя район Таганки и считался престижным, жить в доме постройки прошлого века с газовой колонкой и облупленными стенами среди москвичей желающих было мало, а иногородних Антонина Селиверстовна пускать к себе не хотела.

— Они по межгороду любят болтать, — говаривала она. — Съедут, а потом тебе с телефонного узла такой счет придет, что мало не покажется. Никакой платы за комнату не хватит, чтобы рассчитаться. Ну их!

— Свободна комнатка, тебя дожидается, — сказала Клара Альбертовна, почесывая вязальной спицей волосы под полотенцем. — Ничего в ней Антонина с тех пор не трогала — все, как при вас с Павлом Александровичем осталось. Я сейчас ключи принесу, а ты скажи, значит, гостям, чтобы раздевались, чувствовали себя свободнее.

Когда Клара Альбертовна, подволакивая шлепанцы, чтобы не упали с ног, удалилась к себе, Меняйленко коротко махнул рукой, и мужчины в темных пальто разом от них избавились, повесили на вешалку и остались в точно таких же строгих темных костюмах. Они удивительно походили друг на друга — как китайские коммунисты в синей униформе. Ольга подумала еще, что форма, только не синяя, а военная, пристала бы им куда больше, чем костюмы. Вполне возможно, что, надев погоны и сапоги, они обрели бы индивидуальные черты. Есть такие характеры, чья индивидуальность проявляется исключительно в рядах вооруженных сил.

Ольга, не снимая пальто, повела мужчин прямо к своей комнате в надежде, что Клара поднесет ключи туда. Сейчас она, как ни странно, даже обрадовалась встрече с соседкой. Чем черт не шутит, — сказала себе бывшая квартирантка, может, я и в самом деле еще сниму эту комнату? Все, что она говорила в прихожей Кларе Альбертовне, до определенной степени соответствовало истине.

Соседка уже успела снять с головы полотенце и пару раз пройтись по крашеным хной волосам расческой — как-никак, в доме мужчины. Заодно Клара Альбертовна сменила халат — надела нейлоновый розовый, стеганый, как одеяло. Лучше от этого она, правда, не стала, зато приобрела более яркую расцветку и розовым пятном выделялась в мрачности коридора.

— Проходите, дорогие гости, проходите, — говорила она, не отдавая Ольге ключа, чтобы лично распахнуть дверь в комнату, зажечь свет и задержаться там, если представится такая возможность. Меняйленко, как это ни странно, даже бровью не повел; просто еще раз взглянул на часы, после чего кивнул одному из своих спутников. Тот моментально смотался в коридор и вернулся с двумя бутылками отличного коньяку и коробкой конфет. Как этот человек в строгом пальто нес все это от автомобиля, Ольга и представить себе не могла.

— He желаете ли, Клара Альбертовна, обмыть, так сказать, сделку? — произнес Меняйленко воркующим голосом и устремил взгляд выпуклых вишневых глаз на старуху. Потом администратор извлек из внутреннего кармана пиджака несколько крупных кредиток и протянул их ей.

— Это, благодетельница, маленький задаток. Чтобы комнату никому, кроме Оленьки, не отдавали. Уж постарайтесь...

Что и говорить, Клара Альбертовна была польщена и обрадована.

— Где у вас тут стаканчики-то были, Оля? — по-хозяйски осведомилась она и, не дожидаясь ответа, сама прошла к серванту, где хранилась скудная посуда, отданная в пользование жильцам Антониной Селиверстовной. Раздав стаканы и чашки, что попались под руку, мужчинам (при этом Цыпко совершенно забыла про Ольгу, которая так и осталась стоять в пальто, недоумевая, отчего это Меняйленко не спровадил соседку, а наоборот, собрался вдруг поить ее коньяком), пенсионерка с чувством вытянула налитую ей коричневую маслянистую жидкость и лихо бросила в рот шоколадную конфету. Меняйленко снова посмотрел на часы, будто засекая время, и налил Кларе Альбертовне еще полстакана. Сопровождавшие администратора молодцы хором поднесли свои стаканы к губам и отпили по глотку, в то время, как Цыпко выпила все до дна и снова заела конфетой.

Ольга не принимала участия во всем этом странном мероприятии, просто удивлялась — и все.

Но удивляться ей пришлось недолго. Сидевшая на краешке дивана Клара Альбертовна вдруг уронила голову на грудь, а потом стала заваливаться на бок. Спутники Меняйленко синхронно, как и все, что они делали, подхватили старуху под руки и выволокли в коридор. У Ольги отвисла челюсть. Она, вытаращив глаза, смотрела на Александра Тимофеевича, и только делала глотательные движения, не имя сил произнести ни слова.

— А чего бы вы хотели? — поинтересовался Меняйленко, вкладывая ей в пальцы стакан с солидной порцией коньяку. — Чтобы мы с вашей соседкой всю ночь валандались? Да не волнуйтесь вы так, — добавил он, заметив, как стала подрагивать Ольгина рука со стаканом. — Это всего-навсего снотворное. Сильное, но абсолютно безвредное. Завтра очухается. И прекратите трястись, ради Бога, ничего же страшного не случилось.