Смерть швейцара - [3]

— Ничего себе катания, — проворчал Кругляк. — Привезли прямо к покойнику.

— Так кто же знал? Для нас это шок почище вашего. Сегодня швейцар должен был двери отворять и быть при полном параде — в шинели с галунами и в фуражке. Пять лет не опаздывал — и вдруг пропал. Поехали за ним — и нате вам, пожалуйста, — сказал полнолицый.

— Это, знаете ли, бывает, — ответил дознаватель, склонившись над протоколом. — все-таки девяносто лет дедуле. Надоело ему ваши двери отворять, вот он взял — да и помер. Следы насильственной смерти присутствуют? — обратился Кругляк к молодому очкастому доктору, который закончил уже к тому времени осматривать труп.

— Никаких, — покачал головой врач, — все естественно. По-видимому, сердечная недостаточность. Но, как говорится, вскрытие покажет. Глафира, — сказал он, повернувшись к сестре, — позови водителя, будем выносить. Носилки-то взять не забыли?

Молодая и некрасивая Глафира, как видно влюбленная без взаимности в доктора, отрапортовала:

— Не забыли. Сейчас Викторов принесет. Пойду скажу ему.

Без пальто она вышла в коридор, откуда вернулась через несколько минут в сопровождении невысокого плотного мужчины в черной куртке с капюшоном — водителя «скорой помощи» Викторова.

«Мрачный тип, — подумал Кругляк, глядя на то, как доктор в компании с шофером сноровисто подняли с дивана тяжеленное тело швейцара и уложили его на брезентовые, с алюминиевыми ручками, носилки. — На инквизитора похож или на подручного палача. Впрочем, и работенка у него невеселая».

Когда бригада «Скорой помощи» удалилась, дознаватель в прямом смысле почувствовал себя свободнее. Места в комнате и в самом деле прибавилось. К тому же оставшиеся в комнате люди ничем не походили на задумчивых деклассированных субъектов, с которыми Кругляку приходилось иметь дело почти каждый день, и он подумал, что побеседовать с ними будет даже любопытно. Продолжая заносить в протокол результаты осмотра, старший лейтенант во всеуслышание проговаривал каждую фразу, прежде чем ее записать, — ему хотелось, чтобы журналистка и господа из Дворянского клуба знали, что расследование ведется правильно, тем более что случай, на его взгляд, был из разряда типичных.

— Следов борьбы в комнате не обнаружено, мебель находится на своих местах, то есть там, где и стояла...

— Это откуда же следует, офицер? — обратилась вдруг к нему на американский манер журналистка. С того момента, как труп был вынесен из комнаты, она заметно оживилась. Лицо ее обрело вполне здоровый и осмысленный вид.

Кругляк усмехнулся — непривычное обращение «офицер» звучало для уха чуждо, хотя, казалось бы, чему тут удивляться. Ведь он и в самом деле был старшим лейтенантом. Все лучше, чем «мент поганый» или «ментяра», подумал он и, подняв на девушку глаза, сказал:

— А это из того следует, уважаемая столичная пресса, что комната убиралась редко, и если бы, к примеру, стол, стулья или диван двигали, то на замусоренном полу остались бы вполне осязаемые следы.

— Можно подумать, что здесь следов нет, — парировала журналистка, усаживаясь поудобнее и укладывая ногу на ногу. — Вон как у двери натоптано. И около дивана.

— Ну, надо же было старику как-то передвигаться. Через эту дверь, что ведет во двор, он и входил, и выходил, а на диване спал и вообще — проводил время. Музыку вот слушал, — Кругляк снисходительно посмотрел на Туманцеву и ткнул пальцем в старинный граммофон. — Все эти вытоптанные в пыли дорожки — привычные маршруты, по которым дедушка следовал в своей частной жизни. Кстати, хочу у вас поинтересоваться: эти древние пластинки в коробке могут представлять какую-нибудь ценность? Вы в этом разбираетесь?

Красавец протянул руку и взял наугад несколько пластинок. Перелистав их точно так же, как стал бы перелистывать страницы книги, он произнес:

— Ценность всего этого невелика. Пластинки с бору по сосенке. Есть, конечно, и старые, но очень запиленные — вряд ли их можно выгодно продать. Граммофон же, — тут он пристально взглянул на полированный деревянный ящик с раструбом, — дореволюционного производства и стоит довольно дорого, но он, как вы видите, на месте.

— Что и требовалось доказать, — сказал дознаватель. — Так, стало быть, и запишем: все ценные предметы остались в комнате. А это значит, что об ограблении не может быть и речи. Впрочем, это можно еще уточнить — с помощью соседей.

Упомянув про соседей, старший лейтенант, однако, не сделал ни малейшей попытки подняться и выйти в коридор, чтобы пригласить кого-нибудь из них. Картина случившегося была ему ясна как день, и нечего было вносить в дело надуманные сложности. Тем не менее, он посчитал нужным свою позицию разъяснить.

— Соседи здесь все как на подбор пенсионеры. Они такого наговорят, чего и на свете не было. Чтобы, значит, побыть несколько минут в центре внимания. Врач же считает, что смерть наступила в третьем часу ночи, когда все эти старички благополучно видели свои сны о молодости.

Сидевшая в углу на венском стуле журналистка шевельнулась и широким, театральным жестом указала на два стакана, притулившихся на столе рядом с граммофоном.

— А это как прикажете толковать? Как мираж, что ли? Видно же, что перед смертью покойный с кем-то выпивал. Может, с убийцей!