Смерть считать недействительной - [3]
18/XII 1941 г. Ленинград.
…Пересматривая сейчас свой финский фронтовой блокнот, я перечитал в нем запись, озаглавленную «Военфельдшер Бучилов», и так живо встали передо мной и он сам, и обстановка, в которой я производил эту запись… Как будто это было вчера! А между тем прошло уже два года. И каких! Да, день в день два года: восемнадцатого декабря 1939 года, на Карельском перешейке, северо-западнее деревни Бобошино. Вот и отметка на старой карте у меня проставлена и написано: «Бучилов». А карта, к сожалению, не устарела. Опять приходится нам воевать, в том числе и на Карельском перешейке. Когда нас избавят от войн?! Мы же ничего не хотим так, как жить со всеми в мире! Впрочем, на войне об этом, пожалуй, не стоит думать… Хорошо, вернусь к Бучилову.
Итак, когда меня с ним познакомили, мы пристроились, помню, на пнях в лесу близ шоссе. Метрах в четырехстах впереди находился передний край обороны противника, и мины, летевшие через наши головы, часто заставляли нас отрываться от беседы и валиться в снег. Словно это от чего-нибудь спасло бы, если бы мина опустилась на нас!
С первого же момента знакомства мое любопытство возбудила бородка Бучилова — настолько она казалась ненатуральной и как бы пририсованной к его молодому молочно-розовому лицу. Так озорники-школяры награждают девушек на картинках в книжках усами, а бабушек со спицами в руках — трубками в зубах, с клубами дыма. Но было невежливо ни с того ни с сего вдруг спросить военфельдшера:
— Слушайте, а почему у вас борода?
И тем не менее я не удержался от этого вопроса. Правда, я задал его так, чтобы к слову пришлось, вроде бы невзначай:
— Наверно, трудно, товарищ старший военфельдшер, с бритьем в полевых условиях? Вы только тут бородку отпустили или постоянно ее носите?
Бучилов несколько замялся:
— Да, тут отпустил. Но не из-за того, что трудно бриться, как вы подумали, а по более значительным соображениям. Понимаете ли, когда над раненым склоняется врач с бородой, раненому становится легче — он верит, что обязательно все будет в порядке…
Он с живым интересом ждал, согласен ли я с ним. Но я рассмеялся. Кругленький, румяный, совсем молоденький студентик, отращивающий бородку явно ради солидности, — кого она обманет!
Конечно, меня следует выругать, что я рассмеялся ему в лицо. Но ведь корреспондент тоже живой человек: легко ли ему скрывать свои эмоции непременно до тех пор, пока он не сядет наконец писать статью?
Бучилов обиделся:
— Если вас не устраивают мои объяснения, то — вот: ношу ее просто потому, что хочу! Надеюсь, это никому не мешает с точки зрения военной прессы?
Но мы не рассорились. Мы по-хорошему пожали друг другу руки на прощание, и Бучилов даже попросил меня — если не трудно, — когда я вернусь в Ленинград, позвонить его жене и передать привет (он тут же набросал ей несколько строк на листке из моего блокнота).
— Но вы не рассказывайте ей, что я большей частью на передовых. Она ведь думает — медик далеко от фронта. Ну так вы и скажите ей, что я где-нибудь в тылу — в дивизионном госпитале, что ли.
Я обещал выполнить все в точности и немедленно по приезде в Ленинград позвонил по указанному телефону. Буквально минут через двадцать за письмом и приветом от Бучилова явилась целая делегация: жена Бучи-лова, его сестра, еще кто-то. Бучилова, видно, в семье крепко любили.
Они жадно прочли его письмецо, а потом засыпали меня вопросами: где он и не холодно ли ему? («Вы не заметили случайно: Толя носит варежки — такие серые, с красной вышивкой крестиком?» — это жена.) И не опасно ли там, где он?
Хотя это было всего два года назад, но реального представления о войне у мирных ленинградских женщин не было никакого. Даже трудно вообразить себе сегодня, как мы были психологически не подготовлены к войне, как народ в массе совершенно не представлял себе, какой она выглядит в действительности. Пели: «Любимый город может спать спокойно…» — и верили этому!
Родные Бучилова непременно хотели выспросить у меня то, о чем сам он не желал им писать.
Но я поспешил их уверить, что ему совсем не холодно, что варежки он, конечно, носит, и именно эти самые: «Как же, как же, — врал я, — помню: красная вышивка крестиком. Точно!» Убеждал их, что он почти не выходит из барской усадьбы, где расположен их госпиталь: «Знаете, только погулять в парке или размяться на лыжах. Это очень приятно в солнечный денек… А парк там замечательный — с беседками, с аллейками, — ну прямо дом отдыха!..»
А перед глазами стоял искореженный взрывами лес, в котором мы с Бучиловым беседовали, и его красные негнущиеся пальцы.
Ему было трудно вывести на морозе даже те коротенькие десять строк привета, что я привез, а как он делал перевязки, это и вовсе оставалось для меня загадочным.
Но родные Бучилова поверили мне! Им так хотелось, чтобы на войне все было мирно и спокойно!
— А как он выглядит? Все же похудел немного?
Они позабыли, что я его раньше не знал.
— Как вам сказать… Выглядит неплохо… Бородку отрастил.
Жена счастливо и неловко засмеялась от неожиданности, на глазах ее блеснула слезинка.
— Узнаю Тольку! Вот сумасброд! Вечно что-нибудь придумает!
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Эта книга — о механизированном корпусе, начавшем боевые действия против гитлеровцев на Калининском фронте в 1942 году и завершившем свой ратный путь в Берлине. Повесть состоит из пяти частей, по существу — самостоятельных произведений, связанных сквозными героями, среди которых командир корпуса генерал Шубников, командир танковой роты Мальцев, разведчик старшина Батьянов, корреспондент корпусной газеты Боев, политработник Кузьмин. Для массового читателя.
Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.
НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлера «Я дрался на Т-34», разошедшегося рекордными тиражами. НОВЫЕ воспоминания танкистов Великой Отечественной. Что в первую очередь вспоминали ветераны Вермахта, говоря об ужасах Восточного фронта? Армады советских танков. Кто вынес на своих плечах основную тяжесть войны, заплатил за Победу самую высокую цену и умирал самой страшной смертью? По признанию фронтовиков: «К танкистам особое отношение – гибли они страшно. Если танк подбивали, а подбивали их часто, это была верная смерть: одному-двум, может, еще и удавалось выбраться, остальные сгорали заживо».
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Роман Робера Мерля «Уик-энд на берегу океана», удостоенный Гонкуровской премии, построен на автобиографическом материале и описывает превратности солдатской жизни. Эта книга — рассказ о трагических днях Дюнкерка, небольшого приморского городка на севере Франции, в жизнь которого так безжалостно ворвалась война. И оказалось, что для большинства французских солдат больше нет ни прошлого, ни будущего, ни надежд, а есть только страх, разрушение и хаос, в котором даже миг смерти становится неразличим.