Смерть притаилась в зарослях. Очерки экзотических охот - [3]

Бэру вдруг показалось все слишком простым после недели погони, бессонных часов ожидания в засадах, гибели трех гончих, лучших в округе собак. Внутри было пусто, и чувство удовлетворения не приходило. Он так и продолжал сидеть несколько минут, не меняя позы. Потом поднялся и, не спеша перелезая через стволы, направился к поверженному исполину. Темная глыба выделялась на фоне зеленой хвои. Этот поистине гигантский, в расцвете сил зверь весил, видимо, не менее 800 фунтов[2]. Медведь лежал бесформенной тушей, но в его позе как бы застыло стремление в предсмертном объятии покончить со своим противником.

С трудом Бэр перевернул медведя на спину. Внимательно осмотрел переднюю левую лапу, чтобы лишний раз убедиться, что убил того самого зверя. Изучил место попадания пули. По обычаю предков испачканными в медвежьей крови пальцами наудачу помазал приклад своего штуцера — так было заведено. Бэр, как всегда, обманывал себя, оттягивая момент свежевания туши. Когда он принимался снимать шкуру с людоеда, его охватывало дурманящее чувство отвращения к этой вылупленной, кровавой, почти человеческого вида плоти, некогда питавшей себя людским мясом. И сейчас, начав орудовать отточенным, как бритва, «баком», Бэр пытался заглушить непреодолимое отвращение мыслью о том, как он, вернувшись в поселок, позволит себе, наконец, пропустить стаканчик виски с содовой и затянуться ароматной «черной амфорой». Он даже физически почувствовал этот сладковатый, медовый запах трубочного табака. От этих удовольствий он на время охоты на людоеда отказался полностью. Алкоголь и табак — верная неудача на охоте за коварным и чутким зверем. Этой заповеди Бэр следовал неизменно.

Бэр был типичным американцем (так он думал о себе) и гордился этим. Он был образован, воспитан и считал себя белым. Во внешности Бэра индейская кровь не проглядывала, только смоляные глаза и волосы выдавали ее. Однако в душе его, в самом потаенном месте, сидел настоящий индеец, усвоивший и впитавший в себя уклад и обычаи великого народа-охотника. Они растворились в нем как бы помимо его цивилизованного бытия. Случалось, Бэр сам удивлялся этому. На него иногда накатывали приступы необъяснимой, беспричинной тоски. В минуты кажущейся безысходности в нем и просыпался индеец. Тогда Бэру казалось, что одиночество души и ее сущность неотделимы. Это состояние он замечал у себя после длительной, изматывающей нервы, опасной охоты за людоедами.

Бэр решил немного передохнуть. Он снял шляпу с эмблемой подразделения защиты дикой природы. Посмотрел на огромную голову зверя с оттопыренной губой, обнажившей неописуемых размеров белые ножи клыков. Как же все это началось? Когда впервые судьба свела его с людоедами-гризли?

Первого своего он помнил отлично. Бэр машинально потрогал под камуфляжной рубахой клык того первого зверя. Этот амулет он постоянно носил на серебряной цепочке и никогда и нигде не расставался с ним. Бэр-индеец верил, что этот клык, некогда оставивший страшные раны на его теле, теперь способен защитить его от других клыков и когтей- И пока защищал. Тогда, в 1968 году, он, Эл Томпсон Бэр, совсем еще мальчишка, со своей юной женой Джойс после окончания университета впервые приехал из Мичигана на полуостров Кенай на юге Аляски. Бэр хотел продолжить изучение гризли в полевых условиях, и место уполномоченного по охране дичи его полностью удовлетворяло. К тому же ему нравилось все делать самому. Да и начинать нужно было с нуля. Маленькая, спортивного склада Джойс была его единомышленницей и опорой. Он любил ее и гордился, что она, никогда не помышлявшая отказаться когда-либо от городских удобств, разделила его судьбу без колебаний, несмотря на утроенные для нее трудности и невзгоды. Тогда они наслаждались свободой, чудесами индейского лета и самими собой — это был поистине сказочный медовый месяц. Пока Бэр строил их первый дом, они жили в палатке на берегу быстрой, кристально чистой реки. Вот в те дни Бэр и Джойс впервые и столкнулись с гризли-убийцей.

В три часа утра Бэр проснулся от криков жены. В темноте ничего нельзя было разобрать. Джойс кричала, а огромный, как ему показалось, и лохматый медведь выволакивал ее в спальном мешке из палатки. Растерявшийся Бэр никак не мог найти в темноте револьвер. В отчаянии он стал бить зверя кулаками по морде и глазам. Гризли бросил Джойс и принялся за Бэра. Ударом лапы он отбросил его, а затем навалился всей своей тяжестью, ухватив за руку. Одна сторона палатки рухнула, что еще более осложнило дело. Медведь терзал руку. От боли Бэр терял сознание, и только индеец выстоял в нем тогда. В этом кровавом ужасе не слышал он ни криков Джойс, ни своих воплей и лишь чувствовал, что лежит на пистолете. Мысль — «как достать его?» — вытеснила все чувства, даже боль. Наконец, изловчившись, Бэр принялся в упор расстреливать медведя из своего дэна 44-го калибра. Но на зверя, как тогда показалось, подействовали только звуки выстрелов. Медведь ушел в черноту ночи. Джойс на себе выволокла Бэра на берег и на лодке добралась до поселка. Оттуда его самолетом переправили в Стьюарт. Он долго пролежал в больнице, и здесь верная Джойс помогла отогнать смерть. Врачи собрали руку и заштопали лоскуты кожи на лице. Даже сейчас раны эти дают себя знать в непогоду. Как ему потом рассказывала Джойс, медведь канул в неизвестность, отыскать его не могли — он растворился в дебрях.