Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [73]

— Да, это всегда хороший выход. Но что я должна ему предложить?

— Сто фунтов наличными и билет до Буэнос-Айреса. Деньги он получит только на пароходе.

Рут улыбнулась:

— Чтобы не сбежал в последнюю минуту?

— Я вижу, вы меня правильно поняли.

— Случай весьма банальный.

— Разумеется. Таких типов хоть отбавляй. — Он умолк в нерешительности. — А вам действительно не в тягость эта моя просьба?

— Ну что вы! — Казалось, что Рут все это даже забавляло. — Я отлично справлюсь с вашим поручением.

— Вы справитесь со всем на свете, Рут.

— А как насчет билета? Между прочим, как этого типа зовут?

— Виктор Дрейк. Вот билет. Я вчера звонил в пароходство. Завтра от Тилбери[67] отправляется «Сан-Кристобаль».

Рут взяла билет, удостоверилась, что он в порядке, и положила к себе в сумочку.

— Ну хорошо. Считайте, что дело улажено. Ровно в двенадцать. Куда ехать?

— Отель «Руперт». Рассел-сквер.

Она записала в книжечку.

— Рут, дорогая, не знаю, что бы я делал без вас. — Он с нежностью дотронулся до ее плеча, впервые за многолетнее знакомство. — Вы моя правая рука, мое второе я.

Рут покраснела, польщенная.

— Я прежде никогда вам этого не говорил. И вы считаете, что я принимаю как должное все, что вы для меня делаете. Но это совсем не так. Вы даже не подозреваете, до какой степени я на вас во всем полагаюсь. Решительно во всем, — повторил он. — Вы самая добрая, самая милая и самая внимательная девушка на свете.

Рут рассмеялась, пытаясь скрыть смущение.

— Вы меня вконец избалуете такими комплиментами.

— Но это действительно так. Вы — часть нашей фирмы. Даже невозможно представить, что бы мы делали без вас.

Она вышла от него с теплым радостным чувством, которое не покидало ее всю дорогу в отель «Руперт».

Она не испытывала неловкости от предстоящего свидания, будучи убеждена, что справится с любым делом. Истории о неудачниках и трудных судьбах ее не трогали. Встреча с Виктором Дрейком была для нее не более чем обычное служебное поручение.

Он оказался таким, как она себе его представляла, только намного привлекательней. Она безошибочно поняла, с кем имеет дело: от этого человека хорошего ждать было нельзя. За обаятельной внешностью скрывались бессердечность и циничный расчет. Единственное, чего она не учла, — его способность читать в людских душах и умение с легкостью играть на чужих чувствах. И может быть, она была чересчур уверена, что застрахована от его неотразимости.

Он приветствовал ее возгласом радостного изумления:

— Вас послал Джордж? Какой прелестный сюрприз!

Сухим, бесстрастным тоном она изложила условия Джорджа. К ее великому удивлению, он согласился на все с самым благодушным видом.

— Сто фунтов? Совсем неплохо. Бедняга Джордж! Я взял бы и шестьдесят, но вы меня не выдавайте. Условия: не тревожить прелестную кузину Розмэри, не покушаться на невинность кузины Айрис, не смущать покой достопочтенного кузена Джорджа. На все согласен! А кто придет проводить меня на «Сан-Кристобаль»? Вы, мисс Лессинг? Восхитительно!

Он сморщил нос. В темных глазах промелькнула искорка сочувствия. У него было худое смуглое лицо, чем-то смутно напоминающее лицо тореадора — в его романтическом варианте. Он нравился женщинам и знал это.

— Вы ведь давно работаете у Бартона, мисс Лессинг?

— Шесть лет.

— И наверное, он даже представить себе не может, что бы он делал без вас? Да, я все это знаю. И про вас я все знаю, мисс Лессинг.

— Откуда? — спросила она резко.

Виктор ухмыльнулся:

— Мне рассказала Розмэри.

— Розмэри? Но ведь…

— Не беспокойтесь. Я больше не стану тревожить Розмэри. Она и так была ко мне слишком великодушна. Я и с нее сотню получил.

— Вы…

Рут просто не знала, что на это сказать, и Виктор расхохотался. Смех его был так заразителен, что невольно рассмеялась и Рут.

— И вам не стыдно, мистер Дрейк?

— Я крупнейший специалист по вытягиванию денег из родственников. У меня высокая квалификация. Мутер, например, не выдерживает, когда посылаешь ей телеграмму с намеком на самоубийство.

— И вас не мучает совесть?

— Я глубоко осуждаю себя. Я дрянной человек, мисс Лессинг, и мне хотелось бы, чтобы именно вы поняли, насколько дрянной.

— Почему именно я? — спросила она с любопытством.

— Даже не знаю. Вы не похожи на остальных. По отношению к вам я не мог бы применить свою обычную тактику. Эти ясные глаза не проведешь. Вас, пожалуй, не растрогать цитатами типа «я не так перед другими грешен, как другие передо мною»[68]. В вас нет жалости.

Лицо Рут мгновенно стало жестким.

— Я презираю жалость.

— Несмотря на имя? Ведь вас зовут Рут, что значит «милосердие». Очень забавно. Безжалостное милосердие.

— Я не сочувствую слабости.

— А кто сказал, что я слабый? Здесь вы ошибаетесь, дорогая Рут. Грешный, может быть, но не слабый. И у меня есть еще одно несомненное достоинство.

Рут презрительно скривила губы. Сейчас пойдут оправдания.

— Достоинство? Какое же?

— Я живу в свое удовольствие. По-настоящему в свое удовольствие. Я знаю жизнь, Рут. Чего только я не перепробовал! Был актером, лавочником, официантом, чернорабочим, носильщиком и бутафором в цирке. Плавал матросом на грузовом судне, выдвигал свою кандидатуру в президенты в одной из южноамериканских республик и даже сидел в тюрьме. Я не делал только двух вещей — никогда не зарабатывал хлеб честным трудом и не жил по средствам.