Смерть приходит в конце. День поминовения. Лощина - [159]

— Кто она?

— Она? Кого ты имеешь в виду?

— Женщина, которая вчера вечером стояла у камина?

«Генриетта, — подумал Джон. — Черт побери, как она догадалась?» Вслух он сказал:

— О ком ты говоришь? Мидж Хардкасл?

— Мидж? Эта коренастая темноволосая девушка? Нет, я не ее имею в виду и не твою жену. Я говорю об этой дерзкой чертовке, которая стояла, облокотившись о камин. Это из-за нее ты меня отталкиваешь! О, не притворяйся паинькой. У него, видите ли, жена и дети. Это та, другая женщина!

Вероника встала и подошла к нему.

— Пойми, Джон, с тех пор как полтора года назад я вернулась в Англию, я думаю только о тебе. Как, по-твоему, почему я приехала в этот дурацкий коттедж? Да я просто-напросто узнала, что ты часто наезжаешь сюда, к Энкейтллам!

— Значит, все вчерашнее было спланировано заранее?!

— Ты мой, Джон! И всегда был моим!

— Я — ничей, Вероника! Разве жизнь до сих пор не научила тебя, что нельзя владеть душой и телом другого человека? Я любил тебя, когда был молод, хотел, чтобы ты разделила мою судьбу. Ты отказалась!

— Моя жизнь и карьера были намного важнее твоей. Стать врачом — это каждый может!

Ее заносчивость вывела его из себя.

— Не думай, что ты так знаменита, как тебе кажется!

— Ты хочешь сказать, что я не достигла вершины? Я там буду! Буду!

Джон Кристоу посмотрел на нее с холодным любопытством.

— Знаешь, я не верю, что ты этого добьешься. У тебя есть одно неприятное качество, Вероника. Тебе бы только все хватать и вырывать… В тебе нет истинного великодушия. Я думаю…

Вероника поднялась с кресла.

— Ты отверг меня пятнадцать лет назад, — тихо сказала она. — И отвергаешь снова. Я заставлю тебя пожалеть об этом.

Джон встал, собираясь уходить.

— Прости, Вероника, если я тебя обидел. Ты очень красива, дорогая, и я очень любил тебя. Но нельзя ли нам на этом и остановиться?

— До свиданья, Джон. Нет, на этом мы не остановимся. Скоро ты это поймешь. Мне кажется… я ненавижу тебя, как никого на свете!

Джон пожал плечами.

— Прости! И… прощай.

Джон медленно возвращался через лес; дойдя до плавательного бассейна, сел на скамью. Он не жалел, что так обошелся с Вероникой. «Вероника, — подумал он бесстрастно, — отвратительное создание!» Она всегда была такой, и самое лучшее, что он когда-либо сделал, — это вовремя освободился от нее! Не сделай он этого, один Господь Бог знает, что бы с ним было.

Он испытывал необыкновенное чувство, сознавая, что начинает новую жизнь, не запятнанную прошлым. Последний год или два жить с ним, пожалуй, было невероятно трудно… «Бедная Герда, — думал он, — с ее бескорыстием и постоянным желанием угодить!» Впредь он будет добрее.

Может быть, теперь он перестанет злиться на Генриетту. Вообще-то Генриетта не из тех, кого можно задирать. Бури проносятся над ее головой, словно бы ее не задевая, ее взгляд всегда устремлен на вас откуда-то издалека.

«Я пойду к Генриетте и скажу ей…» — подумал он.

Вдруг Джон резко поднял голову, потревоженный каким-то неожиданным звуком. В лесу, чуть повыше, раздавались выстрелы; отовсюду доносились привычные лесные шорохи, печальный, чуть слышный шелест падающих листьев. Но это был другой звук… сухой, отрывистый щелчок.

Внезапно Джон остро ощутил опасность. Сколько времени он просидел здесь? Полчаса? Час? Кто-то следил за ним. Кто-то… Этот щелчок, конечно, это…

Джон резко повернулся. Он вообще реагировал на все очень быстро. Но в данном случае недостаточно быстро… Глаза его широко раскрылись от удивления, но он не успел издать ни звуки.

Прогремел выстрел, и Джон упал, растянувшись на краю бассейна. Темное пятно медленно расползлось на левом боку; тоненькая струйка потекла на бетон, а оттуда красные капли стали падать в голубую воду бассейна.

Глава 11

Эркюль Пуаро смахнул последнюю пылинку со своих туфель. Он очень тщательно одевался к предстоящему ленчу и остался доволен результатом.

Хотя он достаточно хорошо знал, какой костюм полагался для воскресного дня в загородном английском поместье, он не пожелал следовать английской традиции. У Эркюля Пуаро были свои собственные представления об элегантности. Он не английский помещик и не станет одеваться, как английский помещик. Он — Эркюль Пуаро!

Пуаро не нравилось (он признавался себе в этом) жить в сельской местности, проводить выходные в коттедже!.. Но многие из его друзей так носились с этой идеей, что и он наконец купил коттедж «Тихая гавань», хотя единственное, что ему нравилось, — это архитектура дома… Настоящий куб, совсем как коробка! Местные пейзажи хоть и числились красивейшими в Англии, для Пуаро были совершенно безразличны. Все здесь было, по его мнению, слишком асимметрично, чтобы нравиться. Пуаро не любил деревьев из-за их неопрятной привычки сбрасывать листья. Он еще мог терпеть тополь и одобрял араукарию[167], но буйство дубов и буков совсем не производило на него впечатления. Таким пейзажем лучше всего наслаждаться в погожий день из окна автомобиля и, воскликнув «Quel beau paysage!»[168], поскорее возвратиться в хороший отель.

Лучшим местом в «Тихой гавани», по мнению Пуаро, был маленький огород с аккуратно спланированными грядками. Их разбил садовник-бельгиец Виктор, а его жена охотно посвятила себя заботам о желудке хозяина.