Смерть постороннего - [13]

Виктор поднялся, заварил себе чая и с полной чашкой вернулся за стол.

"…голос Юлии Пархоменко затих. Но пока стоят стены Мариинского дворца, пока позолота внутреннего купола отражает великолепие Национальной Оперы, она останется среди нас, растворившись золотой пылью в воздухе, которым мы дышим. Ее голос станет позолотой тишины, которую оставила она после себя."

– Многовато золота, – подумал Виктор, остановившись. Снова взял листок с текстом, пробежал уже в который раз глазами подчеркнутые рукописные строчки.

– Как же сюда вставить этого Якорницкого? – думал он. – Любовь? Любовь…

Он задумался, глотнул чаю. Прочитал уже написанный текст. Продолжил.

"Совсем недавно сама Юлия пережила тяжелую потерю. Пропал голос ее любимого человека. Замолчал внезапно, сорвавшись криком вниз, в бездну, куда по законам притяжения смерти падает все, отжив, отборовшись или же просто проиграв…"

Тут Виктор снова отвлекся и взял в руки программку, просмотрел ее внимательнее и едва заметно улыбнулся.

"Совсем недавно, исполняя партию Тоски в опере Пуччини, она сама сыграла, пропела всю свою трагедию, всю до последнего ее прыжка со стен крепости. Неважно, как она умерла. Пусть, она умерла по-другому, но нам, тем, кому ее жизнь была слышна, теперь предстоит нелегкая задача привыкать к тишине и выискивать в этой тишине золотые пылинки ее прошлого присутствия. Давайте же помолчим все вместе, чтобы легче было нам услышать посреди наступившей тишины ее голос, услышать, запомнить и сохранить в нашей памяти надолго, до тех пор, пока наши голоса не смешаются с тишиной и вечностью…"

Виктор выпрямил спину, отдышался, словно только что пробежал стометровку, а не отстукивал буквы и слова на пишмашинке. Потер пальцами виски, прогоняя напряжение, в которое его ввергло это срочное ночное задание. Но вот задача была выполнена.

Он взял в руки готовый текст. Прочитал и самому стало жаль неизвестно как погибшую или умершую оперную певицу.

Выглянул в окно – внизу стояла машина, ждала.

Виктор поднялся, повернулся и тут же замер от неожиданности – из дверного проема на него внимательно смотрел пингвин. Он стоял неподвижно и только глазки его горели живым огнем, но не выдавали они никаких его желаний. Он просто следил за хозяином. Беспристрастно и беспричинно.

Виктор, тяжело вздохнув, протиснулся между пингвином и дверью в коридор, набросил поверх халата дубленку и, сжимая в руке текст, вышел на лестничную площадку.

Курьер спал, опустив голову на руль. Виктор постучал по стеклу дверцы. Мужчина протер глаза. Ни слова не говоря, он открыл дверцу, взял из рук Виктора листок с текстом и, завев машину, уехал.

Виктор вернулся к себе. Ночь была разбита. Спать не хотелось, в теле нарождалась ненужная бодрость.

Виктор нашел в аптечке снотворное, проглотил две таблетки, запил еще теплой водой из чайника и пошел в спальню.

22

На следующее утро в десять часов снова позвонил главный. Он был доволен "крестиком". Извинился еще раз за то, что нарушил ночной сон. Сказал, что через пару дней уже можно будет заходить в редакцию, но главное при этом – не забывать дома корреспондентскую "корочку", так как теперь на всех этажах и на входе дежурит ОМОН.

На улице продолжалась хрустящая морозом зима. Было довольно тихо.

Стоя с жезлой у плиты, Виктор размышлял: чем бы заполнить новый день. С одной стороны, учитывая рабочую ночь, он мог бы вполне устроить себе выходной. Но выходной еще больше нуждался в заполнении чем-то интересным, чем день обычный. И поэтому Виктор решил после кофе сходить к киоску за газетами, а уже после этого решить, что делать дальше.

Вторую чашечку кофе он пил уже с газетами под рукой. Первым делом прочитал свой ночной труд, напечатанный полумиллионным тиражом на предпоследней странице газеты. Все слова были на месте, редактор к тексту не притрагивался. Хотя тут Виктор сообразил, что редактор скорее всего ночью спал, в то время, как текст "садили" на страницу перед тем, как заработал печатный станок. Вернувшись к первой странице своей газеты, Виктор прочитал длинную, во всю полосу передовицу: "Война не кончилась, наступило перемирие". В перемешку с фотографиями, напоминавшими фотографии времен штурма Грозного, на странице по-военному выстроились колонки текста. Виктор машинально втянулся в чтение статьи. Чем больше он читал, тем больше она его затягивала. Оказалось, пока Виктор жил нормальной жизнью в Киеве шли почти настоящие бои – разборки "двух мафиозных кланов". По крайней мере именно так утверждалось в статье. Семнадцать убитых, девять раненых, пять взрывов. Среди погибших – шофер главного редактора, три милиционера, какой-то арабский бизнесмен, несколько человек, личность которых не удалось установить и солистка Национальной Оперы.

Просмотрев другие газеты, Виктор заметил, что "войне" там было уделено намного меньше внимания, чем в "Столичных вестях". Зато чуть больше было написано о гибели солистки Оперы. Ее тело было найдено рано утром на нижней станции фуникулера. Она была задушена кожаным ремнем. Кроме того, пропал ее муж – архитектор, а сама квартира была перевернута вверх дном – в ней явно что-то искали.