Смерть поправший - [13]

Все время полета от Исламабада до Гонконга Сарматов спал. Перед посадкой Юсуф растолкал его и, не скрывая радости, кивнул на иллюминатор:

— Гонконг. Островок нечестивой британской короны в безбрежном китайском море. Мы наконец на свободе!..

Сарматов принял это сообщение с полным равнодушием, а Юсуф напористо продолжал шептать ему на ухо:

— Запомни, русских одинаково не любят в Европе и в Азии. Ты — англичанин. Ты понял?.. Иначе нам не избежать большой беды.

— Я согласен, Юсуф, но какая беда нам может угрожать, если мы никому не сделали ничего плохого?

— Ты же знаешь, что мы с тобой не те, за кого себя выдаем, а глаза и уши есть и у стен. Об этом никогда не забывай, Джон.

Сарматов в ответ только пожал плечами.

Гонконгский рассвет встретил их ужасающей жарой и влажностью. Одежда моментально стала мокрой, а по лицам заструился ручьями пот.

Через несколько минут Сарматову показалось, будто его голову стиснули сыромятными ремнями. Он, вероятно, грохнулся бы на мокрый бетон, если бы Юсуф вовремя не подхватил его. У таможенной стойки офицер-китаец с приклеенной к лицу улыбкой перелистал их документы, хотел было что-то спросить у Сарматова, но, увидев его состояние, проштамповал без единого слова паспорта и показал рукой на выход.

Через кишащий людской муравейник Юсуф и Сарматов кое-как добрались до выхода из здания аэропорта. В припаркованной поодаль машине, увидев их, напряглись четверо арабов.

— Он? — спросил араб в надвинутом на глаза бурнусе.

— Да, это брат Юсуф, — оскалив в хищной улыбке крепкие зубы, ответил его молодой сосед.

— Хвала божественной Кали — наконец-то тигр вырвался из капкана! — засмеялся араб в бурнусе и распахнул дверцу машины.

— Не торопись, брат Иса! — остановил его пожилой араб и показал на двух китайцев. — Пусть меня покарает Черная Кали, но у них на хвосте легавые из Королевской полиции!

— Прикажи, брат, и мы без труда переселим косоглазых в ад, — сверкнул глазами тот. — Да свершится то, что должно свершиться!..

— При первых каплях дождя лучше укрыться в пещере, брат Иса, чтобы выйти из нее сухим, когда дождь пройдет, — охладил его пыл араб в бурнусе. — Разумно ли из-за одного тигра наводить охотников на всю стаю?

Юсуф крутил во все стороны головой, но, убедившись, что их никто не встречает, замахал руками. Разбрызгивая лужи, подкатила машина с надписью «такси». Он втиснул Сарматова на заднее сиденье и сказал водителю-китайцу по-английски:

— В какой-нибудь недорогой отель.

Тот покосился на двух китайцев, которые с невозмутимыми физиономиями направлялись к припаркованной неподалеку машине, и бесстрастно кивнул.

В зеркале заднего обзора, сменяя друг друга, постоянно маячили две машины: одна с двумя китайцами и вторая с четырьмя арабами. На одном из поворотов машина с арабами попыталась прижать такси к обочине, но водитель, резко затормозив, избежал расставленной ему ловушки и тут же кому-то сообщил по рации о преследователях. Когда через несколько минут на трассе показалась полицейская машина, автомобиль с арабами свернул в ближайший переулок, но вторая машина с китайцами как привязанная следовала за такси, что явно выводило Юсуфа из себя.

Через час блуждания по рассветным улицам такси остановилось у двухэтажного дома в викторианском стиле. Метрах в пятидесяти от него остановилась и машина с китайцами.

— Отель «Приют флибустьера», — сказал водитель и помог Юсуфу довести еле живого Сарматова до подъезда.

В крошечном номере отеля Игорь сразу погрузился в глубокий и черный, как ночь, и засасывающий, как омут, сон. И на него снова навалились бессвязные обрывки каких-то воспоминаний: взрывы в горящих джунглях, нестерпимо яркое солнце и качающиеся горы, извергающие огонь грохочущие вертолеты. Наконец все это опять заслонило красивое лицо молодой женщины с распущенными по плечам белокурыми волосами и с глазами, полными слез.

— Что бы ни случилось, Сармат, помни — мы с тобой одной крови. Помни об этом, помни! — шептали ее губы.

Юсуф внимательно вслушивался в бессвязную речь своего подопечного, и когда бред и судорожные метания больного по постели усилились, он достал из саквояжа шприц и сделал ему инъекцию в набухшую на руке вену. Скоро бред больного прекратился, а дыхание стало глубоким и ровным.

* * *

Юго-Восточная Азия. Гонконг.

26 марта 1990 года

Несколько дней после приезда в Гонконг Сарматов провел в постели из-за чудовищных болей в затылке и слабости, сковывающей все тело. Находясь в полуобморочном состоянии, он не замечал ни частых исчезновений из номера Юсуфа, ни того, что у вернувшегося откуда-то доктора по нескольку раз на дню подозрительно менялось настроение: от состояния беспросветного уныния до бурной радости. Однако через неделю Сарматову стало несколько легче. Он уже мог самостоятельно передвигаться по номеру и даже пытался делать по утрам гимнастику. Еще через неделю он настолько окреп, что настоял на прогулке по городу.

В холле отеля «Приют флибустьера», принимая ключи от номера, пожилая китаянка-портье настойчиво рекомендовала им быть на улицах города внимательнее и, во избежание проблем, не вступать в разговоры с незнакомыми людьми, особенно с арабами и фараонами.