Смерть понтифика - [4]

Гансу поручено обеспечивать безопасность города Ватикана. Вся система городской обороны — несколько башен на круглых основаниях да часовые, расставленные по самым ответственным постам. Папа Иоанн XXIII упразднил обычай выставлять перед опочивальней ночную стражу, а потому ближайший пост — на лестнице terza loggia; чисто символическая стража (тем более что и место это, даже в дневные часы, посещают редко). И любой советник из того множества, что посещает покои Его Святейшества по всевозможным вопросам, скажет: злоумышленнику не составило бы никакого труда проникнуть в город Ватикан, и был бы прав.

Ганс входит в кабинет, садится за письменный стол. Открывает рабочий журнал, листает его. Просроченные отчеты, которые необходимо с утра представить начальству. Но, немного полистав папку, закрывает ее: бесполезно. Сосредоточиться невозможно.

— Какое чудесное утро! — он выглядывает в окно, — пойду-ка прогуляюсь…

Выходит из кабинета, не удосужившись даже закрыть дверь. Пересекает тенистый внутренний дворик. Минует площадь. Проходит мимо пары гвардейцев, усевшихся на ступеньках. Оба солдата дремлют.

«Похоже, лишь мне одному не удается заснуть», — думает сержант. Будит бойцов тычком в плечо. Те мгновенно просыпаются в замешательстве:

— Просим прощения, сержант!

— Чтобы в последний раз! — строго отвечает Ганс.

Он понимает, что его людям пришлось немало поработать. Не далее как месяц тому назад, 6 августа 1978 года, в летней папской резиденции, в замке Гандольфо, скончался Джованни Баттиста Монтини, более известный как Павел VI. Выборы нового понтифика продолжались несколько дней. И бойцы Швейцарской гвардии не оставляли почившего папу ни на миг: четверка гвардейцев стояла по углам катафалка дни и ночи напролет. Перед ними нескончаемой вереницей проходили сильные мира сего — государственные деятели, собравшиеся, чтобы отдать последние почести Его Святейшеству.

После похорон стали готовиться к конклаву, проходившему в закрытой обстановке. Доступ посетителям был закрыт, работа удвоилась. Конклав созвали 25 августа — ровно через 20 дней после кончины папы, когда допустимый срок, составлявший 21 день, едва не закончился. Несмотря на то, что непродолжительные выборы завершились на следующий же день, за ними последовала суматоха, обыкновенно возникающая после смены папы. И лишь несколько дней тому назад все вернулось на круги своя.

Ганс продолжает обход, спускается вниз, к сонным гвардейцам. «Только я один не сплю…» Ему сложно отделаться от чувства собственника по отношению ко всему вокруг. В глубине возвышается обелиск Калигулы — как раз посередине площади Святого Петра. Как же насмешлива бывает история! В центре католической святыни — творение психопата… Ганс не спеша продолжает обход. Чувствует, как овевает лицо нежный ветерок. Внезапно что-то привлекает его внимание. Слева возвышается Апостольский дворец. В папских покоях на третьем этаже горит свет. Ганс смотрит на часы: шесть сорок утра. Его Святейшество явно не лежебока…

В одиннадцать вечера Ганс возвращается обратно, чтобы поужинать с матерью, но и в это время свет еще не погашен. Как любой настоящий боец Швейцарской гвардии, сержант внимателен и осторожен. Он решает вернуться к паре дремлющих бойцов. Сейчас он застает на карауле обоих: удалось прогнать солдатский сон навсегда.

— Сержант! — приветствуют его оба.

— Скажите-ка, выключал ли Его Святейшество на ночь свет в личных покоях?

Первый гвардеец колеблется, но второй, не моргнув глазом, отвечает:

— Во время моей смены свет не погас ни на миг.

Несмотря на то что Ганс застал бойцов спящими, он знает: те не могли отвлечься ни на мгновение.

— Странно, — еле слышно произносит сержант.

— Обыкновенно Его Святейшество включает свет примерно в эти часы, но ночью он даже не выключал его… — продолжает гвардеец. — Наверное, всё работал над новыми порядками, о которых рассказывал…

— Это — не наше дело, — отвечает Ганс и меняет тему разговора: — Все в порядке?

— Всё в порядке, сержант.

— Отлично! До свидания, и смотрите в оба!

В караульном помещении Швейцарской гвардии сержант чувствует, как веки наливаются тяжестью. Можно поспать еще пару часов. Но мысли вновь возвращаются к свету, горящему в папских покоях. «Теперь-то здесь наверняка многое переменится», — думает он, улыбаясь. Теперь можно спать спокойно.

С тех пор, как Сестра Винченция оставила серебряный поднос с кофе на столике у дверей в покои дона Альбино Лучиани, прошло пятнадцать минут. Пора вернуться — будить дона Альбино и заставить его принимать лекарства.

И вновь по телу пробежали мурашки, стоило лишь повторно пройтись сумрачным коридором. В отличие от самого дона Альбино, монахиня была честна, но непреклонна, и не покидала комнату до тех пор, пока подопечный по настоянию монахини не глотал лекарства. Дон Джузеппе считал, что снадобья слишком слабые: всего лишь безвкусные белые таблетки, которые понтифик принимал, изображая веселое удивление.

Сестре Винченции приходилось делать и инсулиновые инъекции после еды.

Порой дон Альбино пошучивал с монахиней, добродушно коря ее за то, что она изо дня в день, «как на мессу», между четырьмя и пятью часами утра являлась к нему, чтобы снабдить лекарствами от высокого давления. Потом, с пяти до половины шестого, дон Альбино умывался и занимался английским языком, используя лингафонный курс, утверждая тем самым незыблемый распорядок. Затем понтифик удалялся в личную часовню до семи часов утра. Эти простые привычки напоминали о жизни на прежней квартире и облегчали тяжкое бремя, взваленное кардиналами ему на плечи.