Смерть по ходу пьесы - [42]

Шарин подумала, что это даже по-своему мило, что Берт так скверно танцует, но ей очень хотелось, чтобы он пореже наступал ей на ноги, особенно если учесть, что на ней были эти туфли из полосочек. Он каждый раз говорил: «Ох, простите», — а она отвечала: «Ничего, я сама виновата». В конце концов она заподозрила, не думает ли он на самом деле, что это виновата она — ведь тогда получилось бы, что он считает ее паршивой танцоршей. Да нет, конечно же, он должен знать о своей неуклюжести. Но тогда почему он пригласил ее на танцы?

Когда они снова уселись за столик — дым медленно плыл в их сторону, оркестр наигрывал негромкую мелодию, скользящую в воздухе, саксофон пугливо вел свою тему, — Шарин мягко подвела разговор к интересовавшему ее вопросу. Она не стала спрашивать: «Как это тебя угораздило пригласить меня на танцы, дурень ты мой ненаглядный?», а вместо этого поинтересовалась, как так получилось, что он выбрал именно это место.

— Я подумал, что здесь должно быть неплохо, — сказал Клинг и махнул рукой, указывая на зал, в котором, как заметила Шарин, было необычайно много черно-белых пар. Интересно, а он об этом знал, когда выбирал это место?

— Где вы учились танцевать? — поинтересовалась Шарин.

— А, в компании... это еще когда я был мальчишкой.

— Ага, ясно.

— Я вырос в Риверхеде. Тогда это был довольно приличный район.

«Что он имеет в виду? — возмутилась Шарин. — Что теперь это негритянский район? И что теперь его нельзя считать приличным?»

— У одного парня, Фрэнка, был в доме большой подвал, нормально отделанный, и мы туда собирались и танцевали.

— В смысле — ребята и девочки?

— Если бы! Нет, только парни. Фрэнк классно танцевал, и он учил остальных. Мы танцевали друг с другом. Это была неплохая тренировка.

«Оно и заметно», — подумала Шарин.

— А где именно в Риверхеде вы жили? — спросила она.

— На Кэннон-роуд. Когда я рос, там жили вперемешку негры, ирландцы и итальянцы, и никогда не было никаких скандалов. Даже когда в Даймондбеке случались стычки, у нас всегда было тихо. А теперь все переменилось.

Шарин кивнула.

— Я помню, как отец мне говорил... это было во время крупных беспорядков, я тогда был совсем еще зеленым пацаном... так вот, помнится, он говорил: «Только попробуй влезть в эту дрянь, Берт, — я тебя так выдеру, что ты неделю сесть не сможешь. Я тебе таких пропишу, что будешь радоваться, если вообще сможешь ходить».

«Это потому ты и пошел на свидание с чернокожей женщиной?» — подумала Шарин.

— Хотя прежние беспорядки не идут ни в какое сравнение с тем, что случилось в прошлую субботу, — сказал Клинг. — Никогда этого не забуду.

— Вы по-прежнему живете в Риверхеде? — спросила она.

— Нет-нет. У меня небольшая квартирка на Айсоле. Рядом с мостом Калмс-Пойнт.

— А когда вы оттуда переехали?

— Из Риверхеда? Сразу после войны. Когда я вернулся с войны.

Шарин не стала спрашивать, на какой войне он был. В Америке для каждого поколения находилась своя война. Большинство участников пытались впоследствии забыть о войне, на которую была потрачена их юность. Шарин ни разу не встречала человека, которому хотелось бы рассказывать о своем военном опыте. Это многое говорило о тех, кто пишет плакаты, обращенные к призывникам.

— Вы прекрасно танцуете, — сказал Клинг.

«У нашего народа врожденное чувство ритма», — подумала Шарин.

— Могу поспорить, что вы смогли бы научить меня гораздо большему, чем Фрэнк.

— Возможно, так оно и есть, — ответила Шарин.

— В следующий раз мы выйдем туда, — сказал Клинг, кивнув в сторону маленькой танцплощадки.

— Ладно.

Официант принес очередную порцию напитков. В этом заведении полагалось не менее двух раз заказать выпивку. Плюс плата за вход. Шарин поняла, что посещение этого ресторана оказалось довольно накладным для его жалованья детектива. Вокруг них смешанные пары пили, разговаривали, танцевали, держались за руки и даже время от времени целовались. Шарин снова подумала о том, как же получилось, что Клинг выбрал именно этот ресторан.

— А как вы узнали об этом месте?

— Я спросил у Арти.

— А кто такой Арти?

— Арти Браун. Один парень из нашего участка. Он чернокожий.

— Чернокожий Браун? Хм.

— Он считает, что обязан фамилией своей прапрабабушке.

— В каком смысле?

— Она была рабыней. Арти считает, что хозяин дал ей фамилию Браун из-за ее цвета кожи. Но это только домыслы, точно он не знает.

— А когда вы его об этом спросили?

— Да я не спрашивал. Он просто это как-то упомянул, к слову пришлось.

— Я имела в виду — об этом ресторане.

— А! Вчера. Я сказал ему, что у меня свидание с чернокожей женщиной, и спросил, не знает ли он какого-нибудь места, где она чувствовала бы себя спокойно. Потому что мы хотели бы получше узнать друг друга.

— И что он сказал?

— Посоветовал пойти сюда.

— А вы здесь чувствуете себя спокойно?

— Ну, вроде бы да. А вы?

— Не знаю. Может быть, я просто слишком стараюсь...

— Возможно.

— А как он отнесся к нашему свиданию?

— Кто — Арти? А как он должен был к этому отнестись?

— В смысле — к черно-белому роману.

— Мы об этом не говорили.

— А вы как к этому относитесь?

— К черно-белому роману?

— Да.

— Я надеюсь, что у нас все будет хорошо.