Смерть пиявкам! - [27]

— Ну да, мой голос легко вычислят, ведь я много раз записывала свои передачи, — резонно возразила Магда.

— Столько всего лезет в голову, не знаю, с чего и начать, — продолжал Островский — Ты права, Магда, я вот тоже ломаю голову, почему он там оказался. Зачем полез в архив? Сам, по доброй воле, или его кокнули в другом месте и уже потом сбросили с темной лестницы? Если так, то кто и почему? Мне бы следовало уже там быть, но не могу. Каким образом, спрашивается, я в курсе происшествия? Сами знаете, как к прессе относятся, а я ведь та самая пресса, которую никто не любит. И выдумать никакой подходящий предлог не получается, ну ничегошеньки в голову не приходит! А я даже намекнуть не имею права.

— He переживайте, в другой раз намекнете. Зато если на Магду выйдут, то у вас сведения из первых уст!

— Ты думаешь, на меня могут выйти? — встревожилась Магда — Очень бы не хотелось, ведь что я им скажу? Зачем я туда поперлась?

— Как зачем, ты поперлась в медпункт. Понятия не имею, что они там делают, но уж ты сама придумай предлог. Что-нибудь у тебя со здоровьем не в порядке… В крайнем случае все вали на меня. Но если ты скажешь правду, тогда сразу привлечешь внимание к Эве Марш.

О холера. И в самом деле. Эва Марш… Несчастье всей ее жизни, самый ненавистный ей человек обнаружен в виде трупа в подземельях телецентра. Враг номер один! Любой дурак решит — это она руку приложила. Даже если так, я буду последним человеком, кто привлечет внимание к ее особе. Скорее уж попытаюсь на себя бросить подозрение.

— Вот именно! — воскликнул Островский. — Вы полагаете, пани Иоанна, что это как-то связано с Эвой Марш? Ведь в последнее время только и слышишь, что пани усиленно ею интересуется… Вот мы говорили тут о мотивах. Правда, ни Вайхенманн, ни Држончек пока не трогали ее книг, хотя надо бы проверить. Но Заморский… Тот очень много зла ей причинил.

Магда тут же подхватила:

— Ты считаешь, что тех, первых двух, она убила для отвода глаз, чтобы незаметно подобраться к Заморскому?

И чего пристали?!

— Даже если и так, — раздраженно рявкнула я, — то она почти добилась своего. Представляю, что сейчас делается на Воронича от радости все телевидение на ушах стоит. Да только где она сама Эва Марш?

— Так вы действительно этого не знаете?

— Никто не знает! Даже ее родители!

— Интересно, — покачал головой журналист. — А может, ее муж знает?

— У нее есть муж? — удивилась Магда — Иоанна, найдется у тебя зеркало? Мне надо бы привести себя в божеский вид.

— Есть у меня зеркало, и не одно, но, полагаю, тебе больше всего подойдет то, что в ванной. Иди в спальню, ванная за ней. А муж у Эвы был, только, кажется, они давно развелись.

Тут мне вспомнилось, что Лялька что-то говорила о фамилии Эвы, которую она сменила, выйдя замуж, а потом вроде бы и от мужа сбежала, как от отца. Нет, это Вишневская наговорила… наверняка мужем ее не был Ступеньский, и вообще этот тип появился очень некстати и неожиданно во всей этой истории с Эвой, ну вот как чирей на заднице… А может, она не от мужа сбежала, а от хахаля, к тому же, по мнению соседки Вишневской, сбежала именно от Ступеньского. Тогда где же муж?

Островский оказался более информированным.

— Был у нее муж, они развелись, но ведь какие-то контакты должны сохраниться, хотя бы из-за ребенка… Да, у нее есть сын, он остался с отцом. И вообще все произошло тихо, культурно, никто не вмешивался. Тогда еще Эва Марш была мало кому известной начинающей писательницей. А сын ее сейчас уже подросток, имени его я не помню, но знаю, что вместе с отцом они уехали из Польши. Кажется, в Швейцарию. Бывший муж Эвы врач, специализировался в области ортопедии. Возможно, потому в Швейцарию и подался.

Задержавшись в холле, Магда выслушала эту информацию, заметила, что Швейцария очень подходящее место для ортопедов, и удалилась в ванную.

— А его фамилию вы помните? — спросила я журналиста.

— Помню, потому что случайно у моей бывшей тещи была такая же. Седляк. Нет, с тещей они не родня, а если и существовал общий предок лет триста назад, какое это имеет значение? Только вот интересно, как этого Седляка произносят в Швейцарии?

Мы принялись строить предположения, как именно в двуязычной Швейцарии могли изменить польскую фамилию, трудную для иностранцев и в произношении, и в написании, Schedlak или Saidlaque… Вернулась Магда.

Она навела красоту и причесалась, стала опять элегантной. Услышав, чем мы занимаемся, вежливо поинтересовалась, не спятили ли мы из-за всех этих преступлений.

— Ничего удивительного, — вздохнула я. — Просто мы прикидывали, как мне этого Седляка разыскать в Швейцарии.

— А через Интернет?

— Рука у меня бы отсохла! — гневно начала я и вдруг вспомнила о Ляльке. Пусть она ненавидит Интернет не меньше моего, зато может использовать мужа или Каську. Каська — интернетное поколение, по уши увязла в этой забаве, да к тому же знает языки. А Лялька знакома с Эвой. Очень хорошо, велим Каське искать.

У Островского что-то закончилось в его записывающем устройстве, он попытался его незаметно отключить и спрятать, что, несомненно, свидетельствовало не только о тактичности журналиста, но и о его предусмотрительности.