Смерть отца - [82]

– Давай! – обрывает голос его мечты. – И кубик катится по тротуару.

Со стального моста и огромной и шумной площади Александра – Александрплац, совсем близко к переулкам. Тут Саулу все знакомо. Сидит он, слегка усталый, на широких ступенях городского управления труда, огромного здания, стоящего у входа в переулок. Женщины с детьми на руках, мужчины, сидят и стоят в ожидании какой-либо подвернувшейся работы. «Политика запрещена в государственных учреждениях! Запрещено наклеивать плакаты на стенах государственных учреждений!» – гласят два объявления на воротах здания.

Стекольщик Карло тоже сидит на ступенях. Саул хорошо его знает. Три темных двора надо пройти, чтобы оказаться у дома стекольщика. Четыре малыша крутятся на полу маленькой комнаты, между ногами деда Карло и его сына Арны. Жена Карло давно покоится в раю. Несчастная жена сына сбежала, спасая душу, и оставила четырех малых деток на руках старого Карло. На сына его нельзя положиться. Арна всегда пьян, и постепенно низводит себя в преисподнюю.

– Иногда – говорит Карло, – находят работу для старого стекольщика.

– Нет, – говорит Саул, – при этой власти нет, и не будет работы. Только если здесь все изменится, будет работа. Карло, вы голосуете за коммунистов?

– Да, – качает лысой головой Карло, – может, они здесь все изменят. Ты знаешь, мальчик, про эти объединения, которые организуются сейчас из-за безработицы? Молодые, у которых нет ни жилья, ни заработка, снимают вместе одно жилье, живут одной кассой и делами, о которых лучше помалкивать. Что делать, каждый человек хочет жить.

– Знаком я с этими делами, Карло, – поддерживает Саул разговор.

– Да, мальчик, да кто с ними не знаком. К ним, в отряды, идут парни. Каждый из них здоров, как бык.

– Куда? – вскрикивает Саул. – Куда, Карло? Берут силой? Полиция?

– Ай, ай, ай, мальчик. Причем тут полиция? Зачем силой? Убеждают их идти, обещают работу, обмундирование и питание. И многие идут.

– Карло, вы говорите о нацистах?

– Конечно, о нацистах, мальчик, штурмовиках. Мобилизуют их. Видишь, мальчик, для молодых людей есть работа в эти дни.

– Карло, Карло, вы ведь не хотите сказать этим, что…

– Нет, нет, – плюет Карло, – ничего я сказать не хочу. Ничего я не сказал. – Старый Карло встает и уходит.

По улице идет старая Клара по кличке «ястреб», данной ей жильцами переулка за ее занятие – обмывать мертвецов. Голова ее всегда слегка трясется, и, кажется, длинный ее нос охотится за чем-то, находящимся рядом. Клара ужасно любит совать свой нос в людские дела. Нет ничего, что неизвестно ее острому глазу, и чтобы этот глаз немного закрыть, кладут люди около нее продукты и одежду. В руках ее всегда большая старая кожаная сумка, и она прогуливается с женщинами по переулкам, чтобы пополнить свои знания новостями. Горячая волна проходит по телу Саула при виде проходящих мимо него баб. В последний год жизнь Саула стала нелегкой. Какое-то беспокойство охватывает его при виде девушек и женщин. Иногда ночью какой-то сильный толчок поднимает его с постели и тянет в переулок, в темные его дворы. Люди прижимаются к стенам домов. Шепот доносится со ступенек, от серых стен, со скамьи, из-под лип, – со всех сторон тот же возбуждающий шепот, наполняющий переулок не дающими покоя тайнами. Саул прислушивается, кровь стучит у него в висках, и в голове вертятся какие-то неясные мечтания. Саулу хочется иметь подругу. Но не такую, как Иоанна, с которой нельзя говорить обо всех, таких мучительных для него, вещах.

– Я не люблю говорить о таких вещах, это сжимает мне здесь, – и она показывает на свое горло. Нет, Иоанна – странная и непонятная девочка.

Клара неожиданно оставляет гуляющих женщин. И тут возникает с другой стороны перед ней высокий прямой мужчина, не принадлежащий к жителям переулка. Саул его никогда не видел здесь. Голова Клары трясется, нос ее словно вынюхивает этого мужчину. Это Оттокар, скульптор, который победил в конкурсе Берлинского муниципалитета на создание памятника Гете, показался впереулке. Глазами прохожего он видит лишь хаос заполненной людьми улицы, группы женщин с растрепанными волосами, нищих, просящих милостыню, волочащих ноги вдоль стен. Двери трактира, напротив, открываются без конца, и этот стук придает некий ритм уличной жизни. Дети в рваных одеждах облепляют, подобно рою мух, прохожих.

– Мальчик, – склоняет голову Оттокар над подростком, который тихо сидит, обняв руками колени, на ступеньках городского управления, – не можешь ли ты показать мне дорогу к скамье под липами?

Саул тут же встает, но потому что «ястреб» протянула в их сторону длинную шею, шепчет в ответ:

– Я смогу вам показать дорогу, господин, я живу там, недалеко от скамьи, – и весьма удивляется, что может искать этот симпатичный господин на скамье?

Дневные газеты уже сообщают о большой демонстрации – «Молчаливая демонстрация рабочих Берлина!» У входа в переулок Мина открывает киоск. Безработные стучат картами по доскам скамьи, и серыми зонтами простерты над ними кроны лип. Косоглазый, мужичок в кепке и обезьянка Джики уже вернулись с улиц. Косоглазый шарманщик вертит ручку и обезьянка танцует.