Смерть отца - [149]

– Что?! Сообщить Альфреду? Зачем ему сообщать? Что, это первый раз Артур болеет? Сообщить из-за воспаления легких? Пока Альфред сюда приедет, это пройдет, как и не было, я вам говорю.

– Дед, – повторяет Гейнц, в надежде, что все же ему повезет.

Но дед упорен в своем мнении. – Приезд Альфреда только усилит подозрение в душе Артура, что состояние его ухудшилось. Нет! Нет!

– Но, дед, отец будет очень рад, если дядя Альфред будет с нами. Пригласим дядю на день рождения Иоанны.

– Нет! – стучит дед кулаком по столу. – Говорю же, нет! Не за чем приглашать сюда Альфреда. – Дед встает с кресла.

– Уважаемый господин, вам надо немного поспать, набраться сил. Ночью вы бодрствуете, днем вы бодрствуете. Вам надо лечь и поспать, – приказывает Фрида.

Дед подкручивает усы и идет выполнять ее требование.

– Франц, поможешь Эмми чистить картошку, – Фердинанд начинает мобилизацию сил с началом нового дня.

– Завтрак для уважаемого господина готов, – Фрида раскладывает еду на серебряном подносе.

– Минутку, Эдит, – Гейнц встает со стула, – пойду вместе с тобой к отцу. – Он берет поднос из рук сестры.

В гостиной она задерживаются. Два письма пришли в дом. В белом конверте – приглашение на большое собрание Фонда существования Израиля, и открытка от Шпаца из Нюрнберга – пожелание выздоровления и торжественное сообщение, что с приездом в Берлин он посетит дом Леви.

Отец улыбается. Он еще слаб после утреннего мытья. Все лекарства со стола убраны. В комнате аромат духов. Он причесан и побрит, в грудном кармане пижамы шелковый чистый платок. Букет цветов около настольного портрета покойной жены.

Настроение у господина Леви хорошее. Все годы он старался сбежать от болезни, и сейчас она его догнала. И потому, что он чувствовал себя побежденным, замкнул перед старым врагом своим тело и душу. Все его боли в течение долгих лет, все накопившиеся переживания, все это, как трофеи, поглотила эта слабость.

Дед ослабил громкость своего голоса, Эдит вернулась домой, и больше не уходила. Она нашла успокоение рядом с ним, и свет любви вернулся на ее красивое нежное лицо, разговоры с первенцем-сыном обрели давно пропавший дружественный тон, и дед сидит рядом и рассказывает всяческие байки.

– Прачку Шрофкан ты помнишь, Артур? Она приходила к нам на усадьбу стирать. Мы называли ее «несчастная Шрофкан». Пятеро мужей у нее, и всех она похоронила с почетом. Каждый муж приносил ей комплект постельного белья, и время от времени постель ее становилась мягкой и более драпированной. Маленький Гейнц любил с ней проводить время. У нее были черные косые глаза. Маленькому Гейнцу она рассказывала длинные истории о пяти своих мужьях. Ты помнишь это, Гейнц? – Обращается дед к внуку, тоже в это время сидящему у постели отца.

– Конечно же, дед, конечно, – смеется Гейнц, – она пробуждала в моей душе тоску по супружеской постели, такой высокой и мягкой, И верхом моей мечты было лежать в кровати, застеленной постельным бельем пяти мужей.

Смеется Гейнц, смеется дед, смеются Эдит и Елена.

Артур лежит на горе подушек и слабо улыбается.

– Так это было, Артур. Однажды, когда Шофкан, потерявшая пять мужей, пришла к нам стирать, маленький Гейнц прокрался в ее дом, стоящий на околице села, и, наконец, удостоился осуществить главную свою мечту: полежать на мягкой супружеской постели несчастной Шофкан. Заснул он там сладким сном, а на усадьбе паника: где маленький Гейнц? Все носятся, все его ищут. Пока прачка не вернулась домой, и потеря была обнаружена: маленький Гейнц спал на мягкой горе постельного белья, унаследованного вдовой от пяти мужей.

– И ты надрал мне уши, и все спрашивал: что из тебя выйдет, непокорная твоя душа?

– Отличный парень вышел из тебя, Гейнц! Артур, дела на фабрике идут успешно. Гейнц оказался удачливым дельцом.

Дед смеется. А когда он смеется, смеются все. И как он не старался смеяться тише и сдерживал голос из-за болезни сына, в смехе его все же ощущалась прорывающаяся наружу сила жизни. И Артур старается смеяться вместе с дедом и членами семьи, пока не начинает тереть грудь, чувствуя острое покалывание. Оно тотчас приводят к кашлю и кровохарканью. Но в мгновение ока Елена оказывается рядом с ним с успокаивающим лекарством.

Ему хорошо и приятно в лоне семьи и друзей, и он больше ничего не просит, кроме того, чтобы проводить дни в их обществе. Когда, в конце концов, болезнь одолела его, он старался не думать о ней, как раньше. Со всем унижением, которое она приносила, она дарила ему отрывки из прошлого, как милостыню. Внезапно обрывки переживаний и снов прорывали слабость и притупление чувств и зажигали воображение. Ясность его ума туманилась, и как бы ускользала от слабости и лихорадки, приникая к внезапным обманчивым видениям и расширяя их. Так возникла перед ним та ночь, когда он последний раз увидел Александра, своего потерянного друга. Воображение, снедаемое лихорадкой болезни, вспыхнуло, как обжигающий огонь, и Александр предстал перед ним, высокий, аристократичный, лучший из его друзей. Он вернулся в воображение больного той ночью, когда, вспомнив, что не заплатил за обслуживание, сгорая от стыда, вернулся в бар, и ему было сказано, что долг его оплачен. Он знал, кто заплатил за него, и стыд его еще более усилился, пока не обернулся гневом на Александра.