Смерть отца - [124]

Эдит на стуле, с белым своим ликом, расширившимися зрачками глаз, голубизна которых потемнела и потускнела, прядями волос, окутывающими ее облик, кажется Эмилю нездешним, нереальным, воображаемым созданием, образом чуждым, таинственным, к которому он никогда не прикасался, и вообще мужская рука не трогала. Мысль о вещах плотских не вяжется с этим безмолвным бледным ликом женщины, неподвижно сидящей на стуле. Ликом, подобным святой Урсуле, покровительнице девственниц. Той самой святой Урсуле, дочери миловидной королевы Великобритании, которую хотели связать браком с принцем варваров-язычников Германии. Она попросила три года отсрочки и, тем временем, собрала вокруг себя тысячи девственниц, и пошла с ними в город Кельн, чтобы затем взойти в святой Рим и привести всех девственниц, включая саму себя, в один из монастырей. По дороге она попала в плен к диким гуннам, и была убита, храня девственность и чистоту.

Эдит скрестила руки на груди. Усталость затуманивает ее мозг и сковывает движения, и она словно бы ждет, чтобы Эмиль дал ей приказ преодолеть расслабленность, прийти к нему, чтобы он снова возбудил ее. Но Эмиль молчит и сам себе наливает спиртное.

Он смотрит на ее груди, выпирающие под тонкой тканью рубашки – нет! Нет, он не желает подаваться всем этим глупостям, которые она вносит в его мысли. Он желает женщину. И разве приятно мужчине быть рядом с красивой женщиной, почти обнаженной, и при этом грезить о святой, которая отдала жизнь на алтарь девственности? Он снова наливает себе водки и разражается грубым смехом, который перекидывается на равнодушный облик Эдит, витает по комнате и замолкает. Белое лицо Эдит светится в сумраке комнаты.

Гнев вскипает в его душе. Всегда она вводит его в смятение.

– Что ты там сидишь, словно вокруг твоей головы святой нимб, а?

– Я устала.

– От чего? – смеется Эмиль. – Уже устала? Не так уж много мы трудились. – Он снова шлепает себя по бедру. – Нет в твоих жилах крови! – расслабленность Эдит возбуждает его досадить ей, растрясти ее тело, сделать ей больно. А она сидит, молчаливая, беззащитная, готовая к любому удару с его стороны.

– Что случилось! – кричит он. – Улыбайся! Разве я не делаю тебя счастливой?

Только сейчас Эдит чувствует, что на нее нападают. Она выпрямляется, груди ее покрываются потом.

– Счастливой? – поворачивается она к нему вместе со стулом, затем снова садится к нему спиной и снова начинает расчесывать волосы.

– Ты не умеешь наслаждаться жизнью, – кричит Эмиль, – ты приходишь сюда ко мне, и после сделанного сидишь в печали, как будто тебе причинили боль. Ты не умеешь быть счастливой!

– Не понимаю, чего ты так кипятишься, – отвечает спокойно Эдит, – я вовсе не жалею, что прихожу к тебе. Счастлива ли? – Продолжает она говорить, словно к самой себе и своему облику в зеркале. – Счастлива? Нет, я не счастлива. С момента, как мы с тобой встретились, я потеряла свой дом. Да, с той поры нет у меня моего дома.

– Иди ко мне! – ужесточает голос Эмиль. – Мы что, пришли сюда проводить время в глупых разговорах?

Эдит сдается и приближается к нему. Глаза его пылают. Сейчас он ее проучит! Он вскакивает на ноги и грубым движением швыряет ее на кровать, разрывает на ней рубашку и силой тянет ее волосы в сторону. Движения его наносят ей боль, но она сжимает губы и не издает ни единого звука. Гнев его мгновенно проходит, как только он чувствует около себя ее податливое мягкое тело. Все его мужество ослабевает от прикосновения к ее нежной коже. Мягкость и нежность, заливают волной его душу. И он погружает лицо в ее волосы, прячет в них охватившую его слабость и мягкость.

– Сегодня ты не пойдешь домой. Не вернешься туда.

– Что ты говоришь? – пугается Эдит.

– Ты пойдешь со мной, – и он целует ее в глаза.

– Куда, Эмиль, куда?

– Я еду сейчас во дворец спорта, следить за порядком, – посмеивается Эмиль, – и ты со мной.

– А что там должно происходить?

– Гитлер выступит со своей главной программной речью.

– Эмиль! – Она силой высвобождается из-под грузного его тела. – Ты что, сошел с ума?

– Ты поедешь со мной туда, – упрямится Эмиль, – ты увидишь его и поймешь его, в конце концов. Ты хоть раз была в церкви? Нет. Конечно, не была. Это как там. Ты почувствуешь там силу его величия. Ты будешь потрясена и полна благолепия перед этим сверхчеловеком, властелином этой страны.

Эмиль лежит на спине, заложив руки за голову и устремив глаза в потолок.

– Плесни мне из бутылки, Эдит. – Она подносит полный стакан.

У нас еще есть время, – говорит он и осушает стакан до дна, – теперь иди ко мне.

За окнами, которые покрывают жалюзи, сгущаются тени. Вечерние облака уже протягивают длинные свои шеи к лесным деревьям. На далеком горизонте помигивает красная полоса заходящего солнца, пока не бледнеет и не растворяется целиком. Вечер нисходит на Берлин. Вечер начала весны. Вечер ароматов, заполняющих атмосферу.

* * *

Дворец спорта расположен в центра мегаполиса. В западной его части. Это почтенный квартал многоэтажных зданий. Улица носит название небольшого городка, смежного столице – Потсдам, название, пробуждающее в сердцах берлинцев память о прусских королях, солдатах и генералах, носивших монокли. Знаменитый дворец короля Фридриха Великого находится в Потсдаме. Потсдамская улица ведет к Потсдамской площади со знаменитой башней светофоров. Вокруг площади продают цветы, и это место не менее знаменито, чем окружающие дома и улицы. Продавщицы цветов, отличающиеся острым язычком, словно бы выросли из асфальта вместе с этими улицами.