Смерть от воды - [17]
— Не пытайся меня убедить, Майлин.
Она услышала какое-то хрюканье на фоне разговора, мужской голос.
— Он там, твой друг?
Майлин коротко засмеялась:
— Пытаешься меня застать врасплох? Заставить меня выдать, что появился кто-то еще? Любовник? Новый мужчина?
— А он есть?
— Ты знаешь, какая я скучная. Рядом со мной по-прежнему лежит Вильям. Уже по меньшей мере два года как…
— Лежит рядом с тобой?
— Ха-ха. Лисс, ты звонишь раньше половины седьмого в субботу утром, чтобы отпускать глупые шутки? Пожалуйста, скажи, в чем дело.
Она пролежала полночи, неотступно думая о том, что кто-то может угрожать сестре. Кто-то связанный с Зако и этой фотографией… Когда она легла, измотанная и взволнованная, все еще под кайфом, дрожа, как кабель под напряжением, она была уверена, что с Майлин случилось что-то ужасное. Она хотела позвонить немедленно, но заставила себя ждать.
— Мне надо было просто узнать, как у тебя дела. — («Услышать твой голос», — подумала она, но не сказала.) — Что у тебя все хорошо.
— А что у меня может быть плохо?
— Да нет, ничего… Но может, ты себя перегружаешь. Заботишься обо всех.
— Лисс, что-то не так. Скажи.
И, не успев передумать, Лисс сказала:
— Почему я ничего не помню из детства?
Майлин не ответила.
— Иногда всплывает что-то, — продолжала Лисс. — Какие-то картинки. Недавно, например, я увидела, как ты входишь в мою комнату. Закрываешь дверь, садишься рядом со мной на кровать и обнимаешь меня. Но я не знаю, было ли это на самом деле, или мне только привиделось или приснилось.
— Это было, — сказала Майлин. — Дома, в Лёренскуге.
— Ты никогда об этом не говорила! — вскинулась Лисс.
Майлин ответила не сразу:
— Может, я ждала, пока ты сама спросишь. Не обязательно помнить все.
Лисс затошнило. Надо было выйти и проблеваться.
— Я перезвоню, — еле выговорила она и отключилась.
2
Пятница, 5 декабря
Лисс бродила голышом по квартире. Почувствовала, что плющ на подоконнике надо полить. Сварила еще одну чашку эспрессо. Села у окна на кухне, глядя на улицу. К Рождеству Хаарлеммердайк был украшен хвойными арками со свисающими гирляндами. «Как соски на брюхе у суки», — подумала она. Большая шестиконечная звезда висела посреди улицы. Внутри — сердечко с красной лампочкой.
В квартире, кроме нее, никто не жил. Одна девушка из класса, которую она почти не знала, не колеблясь, предложила пожить у нее, пока Лисс не найдет что-нибудь. А теперь эта девушка уехала в Венло провести праздники с родителями. Наверное, они были состоятельными, если могли обеспечить дочери трехкомнатную квартиру в модном Йордаане, в старом квартале для бедноты, который когда-то приютил беженцев-гугенотов. Здесь были недавно отреставрированные фасады, никакие трамваи и грузовики не гремели под окнами круглые сутки.
Лисс пошла с кофе в ванную. Встала перед зеркалом. Ей не надо было краситься. Кожа была мягкой и гладкой, без пупырышек. Но все равно было приятно сделать маску. Если бы все голое тело можно было покрыть тонкой пленкой… Если бы в нее можно было заворачиваться, выходя на улицу, сдирать, приходя домой, а кожа оставалась бы нетронутой. Если бы можно было то же самое сделать с глазами. Наложить что-нибудь не только на брови и ресницы, но на сам глаз. Прикрыть все, что может ее выдать. Купить линзы, хотя зрение у нее хорошее. Какого-нибудь другого цвета — черные или карие.
Мобильник издал два тоненьких писка. Сообщение от Майлин: «Ты не перезвонила. А тут случилось кое-что, связанное с твоим вопросом в то утро».
Сестра звонила накануне вечером, посреди фотосессии, и Лисс сказала, что перезвонит, но не стала. Пожалела, что призналась сестре в том всплывшем воспоминании. Вообще-то, с памятью у нее все было в порядке, она прекрасно помнила все дни и недели. Исчезло только то, что было очень давно. У других, как у Рикке, кажется, детальная память обо всей жизни и даже о том дне, когда им надели первые ботинки. Воспоминания были, очевидно, как фильм, который можно отмотать назад и пересматривать, когда хочешь. У Лисс же было не так. Она довольно много помнила из того, что было связано с дачей, но не раньше своих двенадцати лет. Каждое лето и каждую зиму они проводили несколько недель за городом. Выходные и каникулы. Ехали на машине до Бюстермусан и катили нагруженные санки в гору до Вангена, а потом нужно было их буксировать по тропинке к озеру Моррванн. Или на лыжах из Лосбю. Когда они повзрослели, они с Майлин ходили одни, без взрослых. Иногда по вечерам. В свете луны над Гайтшёэном и Рёириванн. Вверх через темный лес с рюкзаками. Замирая от веселья и благоговения в обступившей тишине.
Ей не надо было помнить больше. Майлин, наверно, думала, она заговорила об этом едва уловимом воспоминании из спальни, потому что оно ее мучило. В таком случае она ошибалась, и Лисс решила сказать сестре об этом в следующий раз, когда позвонит ей… Она не видела сестру уже полгода. Поздней весной Майлин приезжала к ней в Амстердам. Была на какой-то конференции. Что-то о насилии над детьми. Она занималась этой темой и должна была делать доклад. А потом осталась на несколько дней. Лисс показывала ей город. Отвела ее в школу и в фотостудии, где работала. Большую часть она от старшей сестры скрыла. Ничего о вечеринках и кокаине. И еще она следила, чтобы Зако держался подальше. Он не должен был встретиться с Майлин. Два мира, которые надо держать подальше друг от друга. Вместе они быть не могли. И все-таки откуда этот вопрос Майлин, когда Лисс отвозила ее в аэропорт: «Как ты здесь справишься, Лисс?»
