Смерть на винограднике - [72]

— И тенденции, — добавил Полик.

— Да, вы правы, еще моду и тенденции. Не говоря уже о более сложных науках — химии, биологии, энологии… Я всегда поражаюсь этому, слушая, как виноделы говорят о своей работе.

— И вина зачастую отражают характер винодела, — заметил Полик. — Вина Элен живо напоминают мне ее саму — мягкую и вместе с тем непредсказуемую и упорную.

Верлак кивнул.

— Однажды я видел документальный фильм о виноделии, где брали интервью у отца и дочери — оба они производят вина в Бургундии. Там был один душещипательный момент с откровенным разговором, в котором дочь обвиняет отца в холодности и равнодушии, но не говорит об этом напрямую, а словно дает оценку его винам — мол, они холодные, их вкус трудно прочувствовать. И плачет при этом навзрыд.

Некоторое время они шли молча. Антуан Верлак думал о том, как и когда вызвать на откровенный разговор своих родных — так, как сделала девушка-винодел из Бургундии в винных погребах своего отца. А Бруно Полик думал об Элен и ее винах и вспоминал день, когда влюбился в нее.

— Одна тайна раскрыта, осталось еще три, — снова заговорил Верлак, когда они вошли в калитку, ведущую во двор Боннаров. И рассказал Полику о мозаичных полах, которые прятал у себя в саду Леридон.

— Римские полы? — переспросил Полик. — Неудивительно, что он скрывал находку. Весь его ремонт теперь пойдет псу под хвост.

— Именно, — подтвердил Верлак. — Вот как бывает: находишь произведение искусства, которому нет равных, а оно не радует, а превращается в обузу. Кстати, я как раз подумал о вашем отце… Он по-прежнему увлечен историей Древнего Рима?

— Еще как! — ответил Полик. — Нашел недавно очередную римскую монету у друга. Так вы думаете?..

— Он не мог бы взглянуть на мозаику Леридона?

— Конечно, пока муниципалитет не огородил ее.

— Я уже спрашивал у Леридона, и он согласился, так что привозите отца, когда вам будет удобно, только не тяните.

— Как хорошо, что кража вина у Боннаров оказалась, в сущности, даже не кражей, — со смехом продолжал Полик. — И теперь мы знаем, что между убийством мадам Даррас и пропажей вин нет никакой связи.

— Осталось только убедиться, что смерть мадам Даррас никак не связана с убийством мадемуазель Монмори и мадемуазель Дюран, — кивнул Верлак. Он вдруг вспомнил, что Марин так и не смогла связаться с ее пожилой соседкой, Филоменой Жубер. — Как прошла встреча с бывшим парнем Жизель Дюран?

— Прекрасно, — ответил Полик. — Он страстный поклонник «Ситроенов DS» и немного поэт.

Верлак улыбнулся.

— А его алиби подтвердилось?

— Алиби у него нет. — Полик подошел к своей машине и остановился.

Верлак повернулся к нему.

— Нет алиби? — повторил он. — Может, нам стоит насторожиться?

— Ни к чему. Он невиновен.

— А что у него в прошлом? — спросил Верлак, не понимая, почему Полик настолько убежден в невиновности автомеханика.

— Говорю же, он фанат «Ситроена». Особенно модели DS.

— Это такая длинная и обтекаемая, с гидропневматической подвеской?

— Она самая. У моего деда была такая. Однажды он прокатил нас на максимальной высоте подвески. Мы сидели в метре от… — Полик вдруг замолчал и кинулся к своей машине.

— Что-то забыли? — спросил вслед Верлак.

— Продо точно так же ездил на машине на прошлой неделе, — бросил Полик через плечо, плюхнулся на сиденье, высунул голову в окно и крикнул Верлаку: — Я обратно в мастерскую. Какой же я кретин!

Верлак сел в машину и обрезал кончик кубинской сигары, вручную сделанной молодым кубинцем и купленной Фабрисом из-под полы во время последней поездки в Гавану. Улыбаясь, Верлак вспоминал рассказ Фабриса, как он разыскивал легендарного сигарного мастера, и после нескольких неудачных попыток его ломаного испанского наконец хватило, чтобы выяснить, где тот живет. «Я буду звать его Мигелем, — шепнул Фабрис Верлаку, вручая ему сигару, — но само собой, это имя ненастоящее».

Мобильник Верлака зазвонил, он ответил на звонок, одновременно опуская спинку сиденья и глядя на платаны вдоль дорожки к поместью Боклер.

— Слушаю?

— Антуан, это Марин.

Он рывком выпрямился.

— Да. Ну что, узнала?

— Положительно.

— То есть?..

— Я хотела сказать — да, все узнала, все в порядке!

Он откинулся на спинку и закрыл глаза.

— Значит, результаты анализов отрицательные.

— Да, извини, что запутала тебя, — ответила она. — Все в полном порядке.

— Как я рад! Сегодня пьем шампанское.

— Прекрасно! До встречи.

— Чао.

Он перешел на первую передачу и повел машину по шоссе, слушая кубинскую сальсу и выпуская сигарный дым в открытое окно. Верлак понимал, что следовало бы позвонить Кристофу и Фабрису и извиниться перед обоими. Но какие бы дружеские чувства он ни питал к Кристофу Шазо, его объяснение, каким образом на шины попала грязь с виноградника, выглядело надуманным. Однако хозяйка винной лавки вспомнила, что Кристоф действительно заезжал к ней в пятницу вечером, и даже назвала вина, которые он купил, — и красное, и белое были одной и той же марки, «Шато Симон». «Транжира», — проворчал Верлак. Эти вина считались самыми дорогими в Эксе, а сам Верлак любил их меньше прочих.

Полик затормозил перед воротами автомастерской, почти так же близко, как Реми, когда ставил свой фургон возле кухни Боннаров. Бросившись к двери офиса при мастерской, он дернул за ручку — дверь была заперта.