Смерть на Параде Победы - [22]

— Я имел в виду не постель, а рестораны! — огрызнулся Данилов. — Мало было нам своих печалей, так еще одну добавили…

Год с лишним назад, весной сорок четвертого, в Москве начали открываться (да как начали — один за другим, один за другим!) рестораны, которые работали до пяти часов утра. Работали по-шикарному — с непременным оркестром и певцами, богатым ассортиментом, услужливыми официантами. Разумеется, кроме деятелей искусств и прочей официально зажиточной публики, там сразу же начала собираться всякая блатная шушера. Самым беспокойным из новых стал ресторан «Волга» на Северном речном вокзале, переплюнувший даже любимую уголовниками «Звездочку» на Преображенской площади. «Звездочка» закрывалась в полночь и до такого лихого разгула, как в «Волге», там почти никогда не доходило.

— В этом есть своя польза, Юр, — возразил Алтунин. — В эти шалманы наши клиенты слетаются, как мошкара на огонек. Так бы мы Грача по всей Москве ловили бы, по чердакам да подвалам лазили, а сейчас приедем и возьмем его теплого, в чистом, светлом месте.

— В людном, — проворчал Данилов.

В людном, это, конечно, нехорошо. Но свой человек из официантов, сообщивший, что Грач пришел и подсел за стол к двум незнакомым посетителям, не из числа завсегдатаев, позвонил около часа назад. Да ехать осталось никак не менее десяти минут. За это время Грач успеет как следует выпить, расслабится, и взять его можно будет без труда. Ну а если достанет шпалер, то никто с ним церемониться не станет — вина Грача доказана, все члены его банды уже сидят на нарах в ожидании суда и усердно топят друг друга, так что живым его брать совсем не обязательно, потому что никого он не сдаст, некого уже ему сдавать, и ничего нового не расскажет.

Москва еще хранила на себе печать войны, и ночью это ощущалось даже острее, чем днем. Привыкнув за четыре года к светомаскировке, москвичи продолжали плотно задергивать шторы и после того, как война закончилась. Таблички с номерами домов и названиями улиц не освещались, освещение на улицах тоже еще не успели наладить. На дорогах, до которых во время войны не доходили руки, ямы чередовались с ухабами. Всякий раз, когда эмку как следует встряхивало, Кондратыч, старавшийся объезжать все, что только возможно объехать, неласковым словом поминал чью-то матушку, но скорости не сбавлял. Кто его знает, Грача, сколько он сегодня намерен просидеть в «Волге». Если бы дежурная эмка завелась бы сразу, не дурила бы, то сейчас уже ехали бы обратно и на ходу, «по-горячему», расспрашивали бы Грача о чем-нибудь. Хотя бы о том, не знает ли он, кто убил тихого дантиста Шехтмана, по совместительству оказавшегося крупнейшим московским валютчиком. Или, может, у кого-то на руках какие-то интересные драгоценности видел. Если нет необходимости спрашивать бандюгана о его собственных делах, так чего бы не спросить о чужих, тем более, что о чужих делах люди всегда рассказывают охотно.

— Нам бы третьего! — вслух помечтал Данилов и тут же пояснил, чтобы товарищи не подумали, что он трусит, хотя в пояснениях не было нужды. — Там же еще два каких-то хмыря с Грачом.

— Давайте я с вами схожу, — с готовностью предложил Кондратыч.

— Ты лучше в машине останься, — сказал ему Алтунин. — За входом присмотришь, да и не стоит у такого злачного места ночью машину без присмотра оставлять.

— Может, кого из знакомых задержишь — Валеру Синего или, там, Кирю-Лодочника, — подколол Данилов, назвав наугад двоих числившихся в розыске бандитов.

— Ты, Юра, сначала прослужи с мое в МУРе, а потом уж подъе…ай, — нахмурился Кондратыч, которому уже давно надоели подобные шуточки. — Ничо, может, кого из наших там встретите…

— Кого там можно встретить? — на пару, хором, удивились Алтунин и Данилов.

Однако Кондратыч как в воду глядел, потому что первым, кого Алтунин увидел в зале, был майор Джилавян, сидевший за ближним столиком у окна в компании смазливой пышной блондинки. Встретившись взглядами с Алтуниным, Джилавян вопросительно повел бровями — что, мол, случилось? Алтунин, уже высмотревший в глубине зала встающего из-за столика Грача, едва заметно качнул головой, давая понять, что все в порядке и помощь не требуется. Блондинку, однако, срисовал, срисовал и то, что было на столе — графин с коньяком (чай, как известно, по графинам не разливают), заливное, соленые огурчики, котлеты с гарниром из печеного картофеля. Широко гуляет товарищ майор. В том, что гуляет именно товарищ майор, а не его спутница, у Алтунина никаких сомнений не возникло. Спутница была не из тех, кто угощает мужчин, — типичная дамочка «облегченного» поведения с плутоватыми, стреляющими по сторонам глазками, причем не блатная, а из так называемых «приличных».

Удача перла на всех парах — оперативники появились в зале в тот момент, когда Грач надумал облегчиться. Переглянувшись на ходу, Алтунин с Даниловым лениво развернулись, словно каждый из них (шли порознь, двумя проходами) передумал здесь ужинать и решил уйти. Спустились за Грачом в туалет, дали ему отлить (бандит тоже человек, хоть и живущий по волчьим законам, да и за мокрое сиденье Кондратыч головы поотрывает) и «приняли в руки», что означало самый гладкий и беспроблемный вариант задержания. Когда выводили к машине, наткнулись на Джилавяна.