Смерть на охоте - [2]

Было 8 августа 1910 года, и многое в этом мире шло на лад. Пессимисты прикусили языки, стыдливо потупившись, когда земной шар проскочил целым и невредимым через хвост кометы Галлея. Король Георг V благополучно взошел на трон. Поговаривали, что испытательные полеты на аппаратах с двигателями вот-вот достигнут окончательного успеха – это, дескать, вопрос лишь нескольких месяцев, – а в том крошечном уголке Англии, где я работала, стояло восхитительное лето.

Однако и неурядиц в мире тоже хватало. Порой, когда я не была занята мыслями о собственной участи, мне доводилось задумываться о дальнейшей судьбе России, о страшном пожаре в Венгрии, о бунтах во Франции, но, честно признаться, в данный момент меня куда больше заботило состояние четвертого по счету лестничного пролета, по которому прошлась мисс Риченда, заляпав мраморные ступеньки лошадиным навозом. Мне на беду, размер ноги у нее был немалый, а поступь – тяжелая, ибо хозяйка моя отличалась самым внушительным телосложением среди представительниц новой аристократии. Кроме того, я ни секунды не сомневалась, что ее главной задачей было напакостить мне.

Со дня смерти отца прошло уже девять месяцев, а я все еще оставалась горничной, вернее простой служанкой на подхвате, вопреки возникшим недавно надеждам сделаться секретарем мистера Бертрама или получить более приличную должность в штате стэплфордской прислуги.

Мисс Риченда опять сбежала вниз по ступенькам. Точнее, бежала, а может, и порхала она исключительно в своем воображении, на самом же деле более подходящим определением будет «проскакала как лошадь» или «протопала как корова». Увы, поделиться с ней этой мыслью, столь неуместной для дочери викария, я не имела ни права, ни возможности, да еще совесть мгновенно проснулась и обрушилась на меня с несправедливыми упреками – отец славно потрудился над моим воспитанием, и теперь высокие моральные стандарты для меня сущее наказание. Что до интеллекта, в матушкином мире, по ее же словам, он «нужен юной леди как пара копыт и примерно так же привлекателен», а сейчас, будучи служанкой, я и вовсе не находила ему применения. Хуже того – мыслительные способности, которыми столь щедро одарил меня Господь в своей бесконечной милости, здесь только мешали: занять голову было нечем, и тогда я пускалась в неподобающие (хоть и справедливые) размышления о своих нанимателях.

– Ох, Эфимия! Какая же я рассеянная! Теперь тебе опять придется все тут мыть, да? – На губах мисс Риченды играла улыбка, но глаза смотрели холодно. Она издала неблагозвучное ржание, которое, безусловно, сумела бы истолковать ее лошадь, но никак уж не я. Так что в качестве ответа мне пришлось ограничиться такой же фальшивой улыбкой и покорным кивком.

Злиться сейчас на нее было бы мелко и гадко. Но что совсем уж гадко и мелко – это заставлять горничную в такой чудесный летний день вычищать лошадиный навоз с лестницы в выстуженном не по сезону мраморном холле. Да, не могу не признать – мы с младшим Стэплфордом, мистером Бертрамом, пытались добиться заслуженной кары для ее брата-близнеца, совершившего убийство. Однако достопочтенный[2] лорд Ричард Стэплфорд как ни в чем не бывало прохлаждался сейчас на свободе – он вот-вот должен был вернуться со своего первого парламентского заседания в качестве свежеизбранного депутата-униониста, вместо того чтобы сидеть за решеткой в ожидании казни, которая оказалась бы справедливой во всех отношениях. Тем, у кого есть влиятельные друзья в высших сферах, похоже, слишком уж многое сходит с рук[3].

Мисс Риченда устремилась к выходу, и было ясно, что она намерена еще раз повидаться с лошадью. К животным, в отличие от кавалеров, моя хозяйка питала неподдельный интерес, а тут еще возможность в буквальном смысле поставить меня на колени была для нее приятным бонусом. Хозяйка страстно меня ненавидела. Однажды она заперла меня в гардеробе, так что я тоже не питала к ней особой симпатии. Проводив эту рыжую амазонку взглядом, я плеснула на ступеньку еще немного воды и принялась яростно тереть перепачканный мрамор. Длинная коса свесилась и раскачивалась в такт моим движениям, норовя попасть в ведро, но руки у меня были грязные, поэтому я не стала ее закалывать и краем глаза следила, чтобы кончики волос не угодили в мутную воду – голову мне все равно не удастся вымыть раньше вторника, а вонять конюшней очень уж не хотелось.

Назвать мое положение завидным было никак нельзя. Мистер Бертрам добился того, чтобы меня оставили в штате прислуги в прежнем статусе горничной – завещание покойного отца давало ему некоторые рычаги давления на старшего брата, он обмолвился об этом в разговоре со мной, но без подробностей. Так или иначе мистер Бертрам знал, что Ричард убил их отца, хотя доказательств у него не было, и все это в совокупности сделало отношения между братьями напряженными и зыбкими. Они кружили друг против друга, точно свирепые псы, и ни один не желал поворачиваться к противнику спиной. Метафорические клыки у обоих были обнажены в плотоядном оскале – кто-нибудь посторонний мог бы принять его за улыбку, но я-то знала, что каждый из них ждет подходящего момента вцепиться другому в глотку. Впрочем, Стэплфорд-Холл никогда и не был уютным родовым гнездышком.