Смерть на брудершафт (Фильма 3-4) - [7]
Кайзер сел, вновь поглядев на часы. Ровно две минуты, секунда в секунду.
Генерал-полковник фон Мак тоже был не из болтливых. Он заговорил скрипучим голосом, словно диктовал телеграмму:
— Скрытность подготовки наступления гарантировалась двумя факторами. Первое: слабость русской агентурной разведки. Второе: наше господство в воздухе, затрудняющее противнику глубокую авиаразведку.
Оба руководителя Разведуправления согласно наклонили головы — фон Мак очень точно суммировал выводы, изложенные в их прошломесячной аналитической сводке.
— Положение переменилось, — бесстрастно продолжил барон все такими же рублеными фразами. — Господства в воздухе больше нет. У русских появился тяжелый многомоторный самолет, против которого бессильна легкая авиация. Наши пилоты прозвали эту машину «Летающий слон». Именно он… — Фон Мак проглотил комок в горле. — Именно «Летающий слон» убил моего мальчика…
Все присутствующие опустили глаза, чтобы дать генералу возможность справиться с приступом горя. Он справился. Речь барона сделалась еще суше:
— Пока у русских на фронте всего один «Летающий слон». Но к сожалению, именно на моем участке. Дальность его полетов очень велика. Высота недоступна — до 4000 метров. Урон от бомб, которые сбрасывает этот гигант, сопоставим с обстрелом тяжелой артиллерии. Чистая случайность, что «Летающий слон» еще не обнаружил скопление эшелонов в моих тылах. Если у русских окажется не один такой аэроплан, а несколько, секретность операции неизбежно будет нарушена. И тогда наступление провалится… У меня всё, ваше величество.
И фон Мак, живое воплощение долга, умолк.
Вильгельм поневоле залюбовался железным генералом. Вспомнил, как Бисмарк, наставник молодого кайзера, говорил: «Пока у вас есть созданный мной офицерский корпус, вашему величеству не страшен никакой враг». С тех пор много воды утекло…
— Кто бы мог подумать, что от каких-то летающих этажерок может зависеть судьба кампании, — сказал император вслух. — Еще пять лет назад над ними все потешались.
Военачальники, большинство из которых были старше кайзера, завздыхали.
— Итак, известно ли моей разведке что-либо о «Летающем слоне»? — спросил Вильгельм начальника управления тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
— Русские называют эту машину «Ilija Murometz». — Главный разведчик Рейха тронул пышные усы, точь-в-точь такие же, как у кайзера.
— Что это значит?
— Это такой фольклорный герой, ваше величество. Вроде нашего Зигфрида, только очень массивного телосложения. До 33-летнего возраста он sidel sidnem, то есть совсем ничего не делал, но потом встал с лавки и совершил много разнообразных подвигов.
— Ну разумеется, — задумчиво произнес Вильгельм, снова вспомнив своего старого учителя, говорившего, что русские медленно запрягают, да быстро едут. — И много у моего дорогого кузена таких слонов?
— Десять почти готовы, ваше величество. Ждут сборки. Могут появиться на фронте еще до конца апреля.
— Но это совершенно недопустимо! Вы обязаны что-то сделать! Немедленно! — воскликнул барон фон Мак, допустив вопиющее нарушение этикета. Впрочем, скорбящему отцу и командующему ударной армией это было извинительно.
— Немедленно, — повторил кайзер, насупленно глядя на усатого разведчика.
Тот, однако, смотрел не на своего монарха, а на помощника. Между двумя генералами, мастерами закулисной войны, происходил некий безмолвный диалог.
Помощник поправил монокль в глазнице, вполголоса произнес:
— Теофельс?
Начальник просветлел:
— Ну разумеется! — Он обернулся к императору. — Есть один человек. Сейчас находится в России. Очень способный разведчик и к тому же отличный знаток авиации.
— Капитан фон Теофельс? Превосходный офицер. — Как подобает сыну и внуку венценосцев, Вильгельм обладал особенной, с детства натренированной памятью, которая цепко хранила тысячи имен и лиц. — Растолкуйте ему неотложность задания и всю меру ответственности.
Капитану фон Теофельсу снился сон
Йозеф фон Теофельс, человек с сотней разных имен, больше всего любил, когда его звали просто «Зепп» — потому что так к нему обращались очень немногие. В жизни гауптмана бывали периоды когда он настолько врастал в чужую кожу, что вообще забывал о своем настоящем «я». Оно залегало в спячку, будто медведь в берлогу, и давало себя знать только по ночам, когда мозг Зеппа переходил в режим менее интенсивной работы. Именно так — полностью мыслительный аппарат фон Теофельса не отключался даже во сне.
Из книг, из рассказов других людей Зепп знал, что спящему человеку свойственно видеть какие-то химеры — нечто абсолютно бесполезное, иррациональное, иногда вовсе не связанное с реальной жизнью. Но с самим Теофельсом ничего подобного никогда не случалось. Эта патология, очевидно, объяснялась особенной дисциплинированностью разума, неспособного к полному расслаблению. Капитан видел сны, и очень часто, однако они были и полезны, и рациональны. Доктору Фрейду в них анализировать было бы нечего.
