Смерть мужьям! - [63]

– И научили этому мадам Гильотон, которую при мне нещадно костерили?

– Она так запуталась в собственных страхах, что моя помощь была необходима... Зеркальце ей помогло. Кстати... Хочу сделать маленький подарок, очень искренно... Прошу не отказать, скромный сувенир на память.

Словно рояль из кустов, на холеной ладошке доктора блеснуло крохотное зеркальце в золоченой оправе с удобной цепочкой, чтобы носить в жилетном кармашке. Вещь – недешевая. Отказаться неловко, а пригодиться может. Молча приняв дар, Родион расположился вольнее, чтобы магическим лучам психиатрии ничто не мешало.

– Что же видите во мне?

Карсавину не потребовались размышления, словно вывод сделал давно:

– Вы редкий во все времена тип дельного человека, что страдает от невозможности достичь наполеоновских высот. Вы видите кругом глупость и лень, которых органически не выносите. Вам тесно на своем шестке, но прыгнуть выше не сможете, потому что все ваши лучшие качества там будут без надобности. Свое дело любите больше бумаг, и спину гнуть не научились. Для чиновника гибкость спины – залог карьеры. Сначала на нем ездят, потом он. В нашем обществе без этого нельзя. Вы же будете разрываться между жаждой таланта и мелочным приложением его. Уже намаялись в полицейском участке и готовы бегать за любой ерундой, чтобы увидеть в ней великие тайны, которые способен раскусить только ваш мозг. Но беда в том, что тайн нет. А есть серость, скука, обыденность и рутина. Вы уже неспокойны. Что же будет дальше?

– У меня есть хорошее лекарство, – уверенно сказал Родион.

Пенсне нацелилось прямой наводкой в юного чиновника полиции:

– Позвольте не поверить. Вы не курите, явно не злоупотребляете спиртным, платонически относитесь к женщинам, спортом перестали заниматься со студенческой скамьи, разве любите бывать на французской борьбе. Чем же пар выпускать?

– Вот исполню жгучее желание и выпущу.

– Позвольте узнать какое? Мне любопытно с научной точки зрения...

– Да вас посадить.

Хрустальные стеклышки не дрогнули и не запотели, как это хотелось бы какому-нибудь нетерпеливому читателю. Нет, брат, шалишь! Нет у нас ярких красок иного фантазера, что распишет рыцаря без страха и упрека, под взглядом которого преют преступники, а он и не заикнется. Где же взять таких лаковых героев в нашей скучной провинции. Наш герой, скажем прямо, если и берет чем, то, как любой человек, да вот как мы с вами, где ошибется, где споткнется, на упрямстве и Сократе только и держится. Да и мало еще умеет, не вырос пока. Вот погодите... Да, что-то занесло в степь глухую, все жара замучила. Ну, так вот...

Хозяин кабинета выразил глубокий интерес, за что ему такая честь.

– Благодарю, что раздели. Теперь мой черед, – сказал Родион, меняя затекшую ногу и нагло нацелив носок ботинка, не вполне блестящего, а наоборот, подзапыленного. – Вы редкий тип во все времена чрезвычайно умного и даже обаятельного негодяя, что развлекается, проверяя человеческую природу на прочность. Владея несомненными способностями убеждать, вы развлекаетесь чужими жизнями, принимая на себе роль бога, который разрешает, и снимает запреты. С научным интересом наблюдаете, как ваши барышни начали грызть друг другу горло, и при этом не забываете брать с них немалые деньги. Вам страшно стать настоящим пророком и вождем, который позовет идти за ним в бездну, где и сам погибнет. Вам хочется жить в комфорте и спокойствии, но при этом созерцать первобытное бурление страстей. Искупаться в крови, и рук не замарав.

В течение этой длинной речи, от которой мы, признаться, утомились, Карсавин не шелохнулся, являя отменное владение собой. Давненько никто не позволял с ним разговаривать в подобном тоне. Доктор пытался понять: не ошибся ли в этом юнце, не оказался ли он, куда, как не прост. И не находил верного ответа.

– С чем пришли, господин Ванзаров? – наконец спросил он холодно.

– Только с логикой, – признался Родион. – К делу не пришьешь, суду не докажешь.

– Очень любопытно.

– Вы виновны в смерти не только Авроры Грановской, но и Екатерины Делье.

– Госпожа Делье убита?

– Зарезали на бульваре вчера вечером. Как видите, даже не спрашиваю ваше алиби на этот час. Не верю, чтобы сами ручки запачкали.

– Тогда что же?

– Только вы можете остановить то, что затеяли. Пощадите женщин, которых обрекли стать убийцами. Остановите вращение стрелочек.

Как странно... Карсавин явно не понял, про какие стрелки идет речь, Ванзаров готов был сам себе в этом поклясться. Только вот переспрашивать доктору никак было нельзя. И он смолчал. Зато снял пенсне, долго смотрел в окно и, наконец, сказал:

– Я тут ни при чем.

– Неужели барышни после вашего исцеления превратились в кровожадных фурий по доброй воле?

– Тут другое... Постарайтесь понять... Зверь человек, зверь. Зверем был рожден, зверем и остался. Мораль его держит в узде, религия, общество, нравственность, вроде стреножен и спеленат так, что и дыхнуть невозможно. А стоит дать слабину, чуть ослабить вожжи, как вырывается диким конем. Так что пена летит. И открывается, каким есть. Стоит страх преступить, страх закона и наказания, как тут же является неприкрытая личина человека. Как только чует свободу – падают вожжи, нет тормозов. Только и остается, что восходить к вершинам зла, узнавая с любопытством: что там, в вышине?