Смерть меня подождёт - [2]

Первым отлетает техник Трофим Николаевич Королёв с кадровыми рабочими Николаем Юшмановым, Михаилом Богдановым. Иваном Харитоновым и Филиппом Деморчуком. Они должны попасть в одну из бухт на Охотском побережье и пробраться в центральную часть Джугджура. Участок их работы самый отдалённый и трудный, поэтому туда и назначен Королёв, смелый и напористый человек.

Вылет подразделения Королёва назначили на двенадцатое февраля. Накануне я задержался в штабе экспедиции до полуночи. Вместе с главным инженером Хетагуровым и помощником Плоткиным окончательно просмотрели маршрут Королёва, ещё раз проверили списки полученного снаряжения, продовольствия, условились о местах встреч.

Когда мы вышли из штаба, город спал, прикрытый чёрным крылом зимней ночи. Две одинокие звёзды перемигивались у горизонта. С окраины города доносилась протяжная девичья песня.

— У Пугачёва огонь горит, сегодня проводы товарищей, может, зайдём? — предложил Трофим, когда мы поравнялись с квартирой Пугачёва.

Нужно было оторваться хотя бы на час от цифр, схем, канцелярщины. За день так намотаешься, что теряешь даже ощущение усталости. Сон не берёт, и, кажется, всё равно, как дожидаться утра — на ногах или в постели. Зашли. В комнате накурено. На столе беспорядок, как это бывает после званого ужина.

Экспедиция за двадцать с лишним лет существований совершила немало славных дел, и сегодня творцы её маленькой истории собрались у Пугачёва, старейшего работника.

Давно ещё, в 1930 году, будучи мальчишкой, Пугачёв приехал на Кольский полуостров из глухой пензенской деревушки с дерзкой мыслью — увидеть своими глазами северное сияние. Нас он нашёл в Хибинской тундре. Мы тогда делали первую карту апатитовых месторождений.

Мечтательному парнишке понравилась наша работа, да и скитальческая жизнь, и он навсегда остался с нами. Трофим Васильевич побывал с экспедицией в Закавказье, на Охотском побережье, в Тункинских Альпах, Забайкалье; дважды посетил центральную часть Восточного Саяна, был на всех трёх Тунгусках, прошёл маршрутом от Байкала почти до Амура. Жизнь научила его смотреть в лицо опасностям и испытаниям. Правда, незнакомцу, повстречавшемуся с этим маленьким человеком — кротким и застенчивым, ни за что не угадать в нём отважного путешественника.

Сегодня у Трофима Васильевича собрались такие же, как и он сам, следопыты и неугомонные путешественники — Лебедев, Мищенко, Коротков и другие. Мне приятно видеть их вместе, я не раз попадал с ними в опасные переплёты, делил и невзгоды и радости.

Едва мы уселись за стол, ввалилась молодёжь.

— Откуда бредёте, полуночники?

— Из кино. Увидели свет и зашли. Ведь завтра Королёв открывает навигацию. Вот и не спится. Охота в тайгу.

И вдруг чей-то молодой, нарочито простодушный голос:

— Есть, товарищи, предложение: поскольку тут тепло и уютно и учитывая настойчивую просьбу хозяина, давайте останемся за этим столом до рассвета. А утром все проводим Королёва.

У хозяина на лице растерянность. Он смотрит на опустошённый стол, потом лезет в дорожный ящик за закуской. Гости раздеваются, гремит посуда, комната наполняется свежими голосами…

Через час мы с Королёвым идём по пустым улицам,

— Что с тобою, Трофим, почему ты последние дни такой молчаливый? — в темноте я совершенно не различаю его лица. — Или не хочешь отвечать?

— А какой толк таиться? Вы ведь знаете, вот уже год, как я не получаю писем от Нины…

— Пора, Трофим, забыть Нину, как это ни тяжело. Ничего у тебя с ней не получится, не обманывай себя пустой надеждой.

— Это так. Но обидно: не сумел устроить свою жизнь. Всё у меня наперекос идёт, не как у людей… Скорей бы в тайгу, там проще.

— Не хочется мне отпускать тебя с таким настроением.

Я затащил его к себе ночевать. До утра оставалось часа три. Хозяйка подала ужин.

— Моё прошлое - непоправимая ошибка, а настоящее кажется мне случайностью. К моим ногам, вероятно, упала чужая звезда, — говорил Трофим Николаевич медленно, не отводя от меня тёмно-серых глаз. — Если бы я мог забыть трущобы, Ермака и всё, что связывает меня с этим именем, я был бы счастлив. Вы только не посчитайте меня неблагодарным и не подумайте, что я не чувствую хорошего отношения к себе… Всё это мне и близко, и дорого. Но повсюду за собой я тащу поняжку с прошлым.

— Удивляюсь тебе, Трофим, — возразил я. — Шестнадцать лет прошло с тех пор, как ты ушёл от преступного мира. Пора о нём забыть.

— Легко сказать - забыть! Это ведь не папироска: выбросил, как выкурил. Прошлое присосалось, как пиявка. А слово «вор», кто бы его ни произнёс, бьёт до сих пор. Но ведь я столько же виноват в своём прошлом, сколько и в своём рождении. Семилетним мальчишкой подобрали чужие люди, сделали из меня вора и вором толкнули в жизнь. Тогда, ещё в трущобах, я где-то в глубине сознавал, что не этого мне надо. Но разве просто уйти от привычной среды, подавить в себе неравнодушие к чужим вещам, научиться иначе думать? И всё же я ушёл. А вот забыть прошлое не смог. Так и кажется, иду я сбоку жизни, спотыкаюсь на ухабах, как незрячий мерин. Знаю, меня никто не упрекает, мне открыты все дороги. Чего же не жить спокойно? Так нет! Скажите, кому, как не злой судьбе, нужна была наша встреча с Ниной? Она напомнила мне о прошлом и надсмеялась. Нина оттолкнула меня потому, что я - бывший вор и могу теперь скомпрометировать её.