Смерть мелким шрифтом - [14]

— Ну да! — воскликнула она. — Марина адрес-то мой тоже не знала! Она мне об этом сказала около пяти, до того, как я пошла по магазинам: «Представляете, — говорит, — я вчера телефон дала, а адрес-то у вас не спросила!» — «Он придет, что ли?» — спрашиваю. «Ага», — говорит. «Здесь ночевать будет?» — «Да. Ну ничего, он позвонит, надо будет объяснить, как до вас добраться. А то я к вашему дому случайно тогда вышла, и так до сих пор не удосужилась узнать, где живу». Оно и понятно, весь ее маршрут — к морю да на рынок. Так что он адреса моего не мог знать, это вы правы. Я тогда еще подумала: «Ну, позвони сейчас, дай адрес. Не может! Жена его дома, видимо». Я же не знала, что он вообще не в нашем городе и должен не прийти, а прилететь, я думала — ей просто неудобно! Я адрес на бумажке написала, а потом спохватилась: «Ой, Мариночка, ты, наверное, думаешь, что я сегодня в ночь ухожу! А мне дежурство перенесли на среду! Но ты не переживай — я мешать не стану. Хочешь, я тебе спальню отдам, там кровать большая». Она говорит: «Да нет, это неважно». — Хозяйка всхлипнула, но взяла себя в руки. — Но я все-таки решила, что она расстроилась, поэтому ночевать к нему поехала. Конечно, при мне-то неудобно… Даже подумала, что обиделась… А когда из магазина шла, я этого типа-то и увидела. Но подумала — не вор ли? А у Марины спросила, как в дом зашла: «Не звонил?» Она отвечает: «Пет». Слушайте, если вы правы, и этот человек, к которому она убежала тогда во вторник, на самолете прилетел, его, наверное, нетрудно найти будет? Там же все по паспортам?

— Найти-то нетрудно, — вздохнул Ивакин. — Да только не к нему она ушла.

— А вы говорили, что это он мне с девяти названивал?

— Не с девяти, Анжела Сергеевна. С половины десятого. Тот, кто звонил в девять, с Мариной разговаривал. А тот, кто звонил вам весь вечер и все утро, адреса вашего не знал. Значит, не успел он с ней поговорить.

— А чего ж у меня не спросил? — удивилась она.

Ивакин пожал плечами.

9

Внезапно распогодилось. Выглянуло солнце, облака разошлись и встали на самый край неба. От луж, капель на листьях, мокрых витрин было больно глазам: так все сверкало, переливалось. Мороженщицы выкатили свои тележки, официанты в открытых кафе застучали пластиковыми стульями. Проехала разукрашенная «копейка» с мерседесовским значком на капоте и нарочно окатила курортников, идущих в столовую на ужин. Те заохали, стряхивая грязную воду с белых брюк. Из машины торчала волосатая рука и оглушительно ревел Шуфутинский.

После ужина, почему-то с икрой, Ивакин спустился в холл. «Ну, как это понимать? — он шел и удивлялся. — То перловка, то икра! Никакой логики!» Впрочем, икра настроение улучшила. Владимир Александрович зашел в светлую пустую библиотеку. Ее очень хвалили еще в день его приезда.

— У вас газеты есть? — спросил он у дежурной.

— А как же. Все основные издания за этот год. Вам что нужно?

— Мне нужна газета «Без цензуры» за последние три месяца.

Библиотекарша гордо повела плечами.

— Именно криминальные газетенки все и спрашивают! Разве это не глупо? Приехали отдыхать, смотрите на море, купайтесь, думайте о хорошем! Так нет — читают детективы, смотрят «Дорожный патруль», а потом удивляются, почему лечение не действует!

Не меняя неодобрительного выражения лица, библиотекарша притащила подшивку. Ивакин хотел было попросить еще и «Литературную газету», чтобы сделать ей приятное, но решил, что это будет выглядеть слишком нарочито. Хотя именно за «Литературной газетой» он сюда и шел, а о газете «Без цензуры» вспомнил в самый последний момент.

Ивакин никогда не читал газету «Без цензуры». Он не читал также «Совершенно секретно», «Версию» и не смотрел «Независимое расследование». Единственное, что он мог себе позволить — это раз в полгода посмотреть какую-нибудь криминальную программу на государственном канале. Дочь в таких случаях закатывала глаза. «Объективная подача?» — ехидно спрашивала она, и он, смущаясь, делал звук потише. Каждый репортаж помимо основной функции — информировать о происшествии — обязательно выполнял кучу второстепенных. Слова, сказанные в эфире, всегда участвовали в больших подковерных играх: они намекали на некие интриги, кому-то помогали, а кого-то кусали.

— Господи, ну журналист — тоже человек! Он должен иметь какую-то точку зрения! — горячилась дочь. — Что значит «объективно», если даже дежурный в каком-нибудь РОВД сообщает информацию, уже пропущенную через себя. Не потому, что он подкупленный или занимается политикой, а потому, что он — особенный, как и любой другой человек. Может, он дурак! И ему кажется, что вот это важно, а вот это нет! А ты: журналисты, журналисты… Я не могу этого слышать! Раньше верили каждому слову, теперь не верят ни одному! Обязательно какие-то крайности!

— Журналисты сами виноваты, — вяло возражал Ивакин. — Очень много врут в последнее время.

Статью об убийстве директора рынка он нашел сразу. Она была подписана неким Леонидом Маринским. Фамилия и имя настоящего автора — Марины Леонидовой — легко просматривались сквозь псевдоним.

Ивакин водрузил на нос очки и приступил к чтению. И с первых же строк очки его от изумления полезли на лоб.