Смерть Людоеда - [6]

«Рыжие волосы… зеленые глаза… Если все сложить вместе, то окажется, что Людоед преспокойно сидит за этим самым столом. Не хватает только рук…»

Мысль показалась Петрусу занимательной и он тихонько засмеялся, но никто не заметил этого. Может быть, его удовольствие было бы омрачено, знай он, что произошло на берегу реки. Но его радость длилась недолго: ветер снова взялся за свое и заплакал жалобными детскими голосами.

Дом был большой, зловещее эхо гулко раскатывалось по длинным и пустым коридорам.

И все же…

А вдруг и вправду в глубине этого одинокого жилища спрятаны детишки — плачут, стонут, тщетно зовут на помощь?.. Петрус старался отделаться от этой мысли; должно быть он просто опьянел от вина… вина Людоеда!..

В застольной беседе Фенестранж пересказал свой доклад о Людоеде, который гости изредка прерывали односложными замечаниями.

Он кончил теми же словами:

— Людоед умер…

Все согласились — современная молодежь уже давно перестала верить в существование чудовища.

Было поздно. Кукушка выглянула из своего окошка над циферблатом и прокуковала двенадцать раз…

— Полночь! Час Людоеда! — провозгласил месье Тюиль.

— И час сна, — добавил мистер Петридж, который был человеком здравого смысла.

И опять Фенестранж рассыпался в извинениях. Он, мол, живет отшельником, никого не принимает и не имеет комнат для гостей. Автомобиль так кстати… нужно ехать прямо по шоссе и не забыть про развилку, иначе они свернут к реке и свалятся в омут. Но на развилке стоит указатель. В Дурдане они, несмотря на поздний час, легко найдут комнаты в гостинице «Руан», что на главной площади, против церкви.

Наконец, крепко пожав друг другу руки и пообещав встретиться снова, они расстались. Петрус Снепп отсалютовал по-военному, приложив руку к фуражке с золотым галуном. Потом бросился к машине и завел мотор.

А из коридора по-прежнему неслись жалобы… Ну и шутник был этот ветер! От этого проклятого вина Людоеда только разыгрывалось воображение…

Людоед… опять, Людоед… Имя прозвучало даже в прощальном возгласе Фенестранжа.

— Только не бойтесь Людоеда!

— No… Nein… Non… Neen!

— Ведь Людоед умер!!!

***

Петрус Снепп не увидел указателя, разбитого дубом, зато мельком заметил две громадные ветви, которые взметнулись в небо, словно руки, протянутые за добычей.

— Руки, как ветви дуба!.. — пробормотал шофер. — Теперь все сходится… Неужели?..

Но было уже поздно.

Машина скользнула по откосу и нырнула в Орж. Прямо в омут.

На поверхность выплыл только Петрус Снепп.

Он долго барахтался и, наконец, выкарабкался на берег. В руке у него было зажато что-то твердое и холодное. Он глянул: это был разводной ключ — все, что осталось от великолепного «панар-левассора».

***

Когда он толкнул решетчатую калитку перед домом Фенестранжа, сквозь щели в ставнях еще сочился свет.

Несколько секунд он раздумывал, не трогаясь с места…

— Он понял, что я распробовал… Да, да, понял, что я понял! Нас следовало погубить так, чтобы никто ничего не заподозрил. Он показал нам опасную дорогу… дорогу смерти!

Месье Фенестранж открыл ему.

— Авария? — ужаснулся он.

Петрус Снепп пристально разглядывал его.

Почему именно в это мгновение он вспомнил о крысе, лежавшей в лужице крови?

Он подумал: «А умер ли Людоед?» — и с силой ударил Фенестранжа разводным ключом.

Человек лежал в небольшой красной лужице, неподвижный и мертвый… как крыса.

В то же мгновение стоны возобновились и Петрус побежал по коридору, крича:

— Детки, выходите… Я иду… Вы спасены… Людоеда больше нет… Людоед умер!

Он пробежал через весь дом и попал в комнатушку, где стояла убогая койка и несколько перекошенных стульев. Потом стал заглядывать во все комнаты подряд, но всюду видел лишь паутину и пыль.

Кухня походила на темную пещеру с железной печкой. Неряхи-кухарки там не оказалось.

Но стол был красен от свежей крови, и Петрус Снепп закричал от ужаса и гнева.

На веревке сушились три козьих шкурки, но Петрус и не глянул на них, потому что побежал дальше, вопя изо всех сил:

— Не плачьте! Я иду… Людоед умер!

Погреба были пусты, там стояло только несколько бутылок вина. А крики стали еще громче и жалобней.

Петрус уселся на старый ящик и медленно раскурил трубку.

Он увидел отдушину. Сквозь нее, подражая детским мольбам и стонам, врывался ветер.

Шоферу стало ясно, что он ел вовсе не человечину, а мясо молодого козленка; месье Фенестранж был всего лишь бедняком-ученым, помешанным на Людоеде, и комната с гравюрами и игрушками, напоминавшими о его увлечении, была единственной радостью, единственной роскошью, которую он мог себе позволить.

Людоед. Он откликнулся на зов людей, вызвавших его из прошлого и вернувших ему жизнь. И в эту ночь он погубил многих, хотя его никто и не видел. Ведь он был призраком, наваждением…

Петрусу Снеппу было трудно думать. У него болела голова и его лихорадило.

Людоед умер?

Именно он, Петрус Снепп, простой шофер, положил конец вековой загадке и открыл ужасающую истину:

— Людоед не умер! Он жив! Он бессмертен! И не умрет, пока на земле будут жить люди!