Смерть как перемена жизни - [7]

Человечество должно признаться себе в том, что исторических оснований, как это имеет место в случае Сократа или Цезаря, для подтверждения бытия Иисуса Христа на Земле нет, но что это бытие следует понимать духовно. Это самое существенное в этом деле. В Мистерии Голгофы человечество должно было получить нечто такое, относительно чего оно должно было бы, — если оно хочет опираться только на физические свидетельства, — впасть в заблуждение, не будучи в состоянии ничего получить посредством физических свидетельств, или понимать Мистерию Голгофы духовным образом.

В отношении всего прочего человечество вольно разыскивать исторические свидетельства, относительно же Мистерии Голгофы людям в самом серьезном смысле не потребуются исторические свидетельства, но человечество принуждено понимать это наиболее важное событие на Земле не физически–историческим образом, а делать при этом ставку на духовное понимание. Кто не сможет понять Мистерию Голгофы без исторических документов, на основе духовного постижения нашей земной эволюции, тот вообще не сможет её понять. Такова воля, — можно сказать — воля Богов. Человечество по отношению к важнейшему событию Земли должно быть принуждаемо к спиритуальности. Оно может понять Мистерию Голгофы, — в ином случая она всегда будет опровергаться с исторической точки зрения, — если оно поднимется к духовному постижению мира.

Лишь духовная наука как таковая может говорить о реальности Мистерии Голгофы. Можно сказать: всё остальное есть антиквариат. Прочтите как–нибудь достойную внимания книгу одного теолога, который описывает все теории нового времени об Иисусе, от Лессинга до Вреде, и вы найдете, что такое отображение доказывает, что в этой области история должна быть, в сущности, побеждена, преодолена, что должно выступить некое новое понимание. И это новое понимание может быть найдено только на духовнонаучном пути.

Если мы это поймем, мои дорогие друзья, то в нашем времени наступит тот момент, в который люди духовным образом смогут испытать продолжение действия Мистерии Голгофы. Поэтому я говорил о духовно–эфирном Втором Пришествии Христа в ХХ веке и отобразил это событие в первой Драме—Мистерии («Врата посвящения» — примеч. перев.). Однако это должно быть духовным переживанием, даже духовно–ясновидческим переживанием. Вот так, внутренним образом Мистерия Голгофы связана с необходимостью поднятия человечества к спиритуальности в наше время. И как верно то, что человечество, начиная с нашего времени должно подниматься к некоторой спиритуальности, также верно и то, что оно должно, начиная с нашего времени понимать, что Мистерия Голгофы впредь в будущем может быть понята лишь спиритуально, что христианство должно развиваться дальше спиритуальным образом. Не исторически, в соответствие со смыслом исторических исследований и традиций должно далее развиваться христианство. Речь здесь, однако, идет о том, что сказанное мною, опять–таки не следует понимать абстрактно, не следует верить в то, что с помощью пары понятий можно охватить значение Мистерии Голгофы, как это часто делают и делали раньше. Нет, к этим вещам необходимо подступать в полной конкретности; надо не только формировать представления о Христе и Его деяниях, надо известным образом суметь обрести царство Христа в нашем земном царстве. Христос включён в наше земное царство, и надо только суметь найти Его область.

Естественная наука, будучи развита до наивысшего совершенства, создает картину мира, такого, каким он может быть, не привлекая при этом на помощь Мистерию Голгофы. Естественная наука из себя самой никогда в течение земного развития не заходила столь далеко, чтобы физики или биологи, основываясь на своих предпосылках, говорили о Мистерии Голгофы. Но постепенно всякая наука, говорящая о происходящем вокруг нас от рождения до смерти, будут все больше становиться естественной наукой. Наряду с нею, духовная наука должна будет творить, исходя из духовного царства.

Речь тут идет вот о чем; как найти не только просто науку, но науку, находящуюся внутри духовного царства, так, чтобы мы исследовали не только (внешнюю) природу? Ведь в природе мы никогда не найдём Христова импульса. Как искать то, что само по существу связано с духовным царством, коренится в нём, а не является просто знанием о нем? Из того, что я говорил, вы уже знаете, что к тому сознанию, которое будет у современного и у будущего человечества, к чисто природному сознанию, сознанию природных фактов, подступит сознание иного рода. Должно будет подступить совершенно иное сознание. Для этого сознания высшим пиком будет необходимость постижения Мистерии Голгофы как спиритуального факта. Но то, что является необходимым по отношению к Мистерии Голгофы, — её спиритуальное созерцание, — должно быть распространено на остальную жизнь. Но это означает ни что иное, как то, что в человеческом сознании должно будет, помимо чисто природного рассмотрения, появится совершенно иное рассмотрение вещей.

Это грядущее рассмотрение вещей, должно придти вследствие того, что человек научится, точно так же, как он глядит в чувственный мир благодаря своему чувственному восприятию, смотреть в мире на ход своей судьбы в большом и в малом. Что я имею в виду? Сегодня человек еще мало обращает внимания на течение своей судьбы. Но давайте рассмотрим экстремальный случай. Я хочу рассказать вам об одном случае, который может привести нас к тому, что я, в сущности, имею в виду, — один случай из тысячи. Таких случаев можно было бы пересказать тысячи, бесчисленное множество тысяч. Один человек вышел из своего дома для прогулки по дорожке, там, где он часто ходил. Она вела его по горному склону верх, к скалистому плато, с которого открывался очень красивый вид, перспектива. Он часто посещал это место, откуда открывался вид, это была, так сказать, обычная прогулка. И вот, в то время как он однажды прогуливался там, ему, как бы ниоткуда, пришла мысль: берегись, будь осторожен! И в духе он услышал, — это не было галлюцинацией, это происходило в духе, — как голос говорит: зачем ты идешь этой дорогой? Неужели ты хоть раз не можешь отказаться от этого развлечения? Это он услышал в духе. Это заставило его задуматься: он отступил в сторону, какое–то время подумал, — и тут огромный кусок скалы промчался вниз, именно по тому месту, на которое он должен был вступить, если бы он не отступил в сторону; этот камень убил бы его наверняка.