Смерть империи - [208]

Горбачев был вынужден не только принять концепцию нового союза, предложенную республиканскими лидерами, но также согласиться с некоторыми предложениями по налогообложению и ценообразованию, которые он ранее отвергал. Например, он согласился отменить пятипроцентный налоге продаваемых изделий, введенный с 1 января для увеличения стипендий студентам и сокращения стоимости железнодорожных и авиабилетов.

Впервые, казалось, Горбачев почти готов был пойти навстречу требованиям лидеров республик о принятии свободной федерации, на создании которой они настаивали. Если бы он был в состоянии противостоять контрнаступлению сторонников жесткой линии, которые неизбежно придут в бешенство, узнав о сделанных им уступках, он все еще мог бы сохранить некую союзную структуру для «основных республик» и руководить упорядоченным отделением остальных, Но для этого ему надо было пересмотреть политические союзы, заключенные в ноябре и декабре, и в то же время быть уверенным, что люди, намеревавшиеся сохранить прежнюю империю, не смогут его сместить.

Консерваторы ополчаются против Горбачева

Следующее испытание наступило для Горбачева на Пленуме Центрального Комитета Коммунистической партии, на другой день после того, как была подписана декларация «Девять плюс один». Уже недели ходили слухи, что сторонники жесткой линии намерены использовать Пленум, чтобы подорвать перестройку и позиции самого Горбачева: некоторые областные первые секретари открыто заявляли, что сбросят Горбачева с его поста в партии» а потом уберут и из кресла президента. Однако одобрение «антикризисного плана» Павлова Верховным Советом и в особенности подписание декларации «Девять плюс один» укрепили позицию Горбачева. Декларация была опубликована в то утро, когда открылся Пленум Центрального Комитета, и на первый взгляд, казалось, она представляла собой политический прорыв к единству. Некоторые ее аспекты раскрылись лишь постепенно.

Кроме того, Горбачев совершил еще один шаг для умиротворения партийных консерваторов, издав декрет, объявлявший противозаконной национализацию собственности коммунистической партии, проведенную армянским правительством у себя в республике. Я тогда подумал, как же он сможет добиться осуществления этого указа, но его цель была в другом: он хотел выступить твердым противником развала партии и постараться рассеять растущее убеждение, что в душе он не коммунист, а социал–демократ.

Уже некоторое время ходили слухи, что на этом Пленуме ЦК будут предприняты серьезные усилия сместить Горбачева, и ответственные советские чиновники держались так, будто они этому верили. Когда мы пытались наметить встречу министра иностранных дел Бессмертных с госсекретарем Бейкером на курорте близ Кавказа во время одной из поездок Бейкера на Ближний Восток, Бессмертных попросил меня объяснить Бейкеру, что не сможет встретиться с ним в тот день, который предлагал Бейкер.

— Передайте Джиму, что я непременно должен быть в Москве двадцать четвертого апреля, — сказал Бессмертных. — Я не могу пропустить этот пленум, так как Горбачеву понадобится каждый лишний голос!

Поначалу казалось, что Горбачеву опять–таки удалось обойти своих критиков. Во вступительной речи он предупредил собравшихся, что если его вынудят уйти в отставку, образуется вакуум власти, что может привести к диктатуре. Он ругал «радикалов слева и справа», давая таким образом понять, что крепко стоит в центре. Когда были поставлены на голосование его отставка, а также требование, чтобы он отчитался о своей деятельности по руководству партии, — оба предложения не прошли. Не прошло также и предложение о том, чтобы посты генерального секретаря партии и президента занимали разные люди.

Однако, несмотря на такие результаты голосования, критики продолжали атаковать Горбачева и многие — яростно. В противоположность процедуре, принятой в законодательных органах, когда выступления обычно транслировались живьем или через два–три часа после их произнесения, пленум Центрального Комитета проходил за закрытыми дверями. Слухи о ходе дискуссии проникали лишь частично, и человек, не находящийся в зале, не мог быть уверен в том, что там происходило. Но большинство сообщений, появившихся после 24 апреля, указывало на то, что Горбачев сумел дать отпор тем, кто наступал на его позиции.

Однако 25 апреля пленум продолжался, и вскоре после полудня по Москве пошли слухи, что Горбачев подал в отставку. Я в тот день выступал перед большим собранием, отвечая на вопросы, после чего поспешил на концерт, устроенный финским послом Хейкки Тальвити в его просторной резиденции. Звучала приятная музыка, но мне было трудно слушать ее, поскольку я не знал, что произошло на пленуме. Во время перерыва в концерте редактор Владислав Старков сообщил мне, что по слухам Горбачев подал в отставку, и он уже хотел поместить в своих «Аргументах и фактах» передовую статью под таким заголовком. Однако в последнюю минуту он решил не рисковать и подождать официального сообщения.

По окончании концерта я постепенно узнал, что произошло. Все утро Горбачев подвергался жесточайшей критике, после чего заявил, что Генеральный секретарь может выполнять свою работу только при поддержке членов ЦК. Поэтому «если вы так считаете, то я уйду!»