Смерть империи - [202]

Надо отдать должное Горбачеву: он отказался арестовать лидеров забастовок или посылать против них войска, чтобы заставить их вернуться в шахты. Вместо этого он выбрал переговоры. Третьего апреля вместе с премьер–министром Павловым они встретились с представителями шахтеров и предложили значительные экономические, но не политические уступки. Они предложили в течение следующего года постепенно вдвое увеличить зарплату. Забастовщики, тем не менее, не соглашались сдаваться. Переговоры были продолжены с лидерами независимых профсоюзов, получивших возможность участвовать в переговорах наряду с пропартийными «официальными» профсоюзами. Тем самым свободный профсоюз угольщиков был de facto[106] признан как выразитель мнения коллектива.

Вслед за апрельским скачком цен рабочие Минска и других городов вышли на улицу. Было очевидно, что коммунистическая партия, официальные профсоюзы и руководители предприятий во многих местах утратили контроль над рабочими. Переговоры с шахтерами зашли в тупик из–за политических требований. По прошествии нескольких недель стало ясно, что только Ельцин мог положить конец забастовке шахтеров, так как он был единственным политическим лидером, которому верили рабочие.

————

Зимой казалось, что Александр Яковлев, как и Шеварднадзе были не у дел. Прошлым летом Яковлев вышел из состава Политбюро и лишился своего места в Президентском совете, поскольку этот орган был ликвидирован в январе. И тем не менее, как и предсказывал в январе Черняев, Яковлева назначили главным советником Горбачева. Узнав о его переезде из здания ЦК на Старой площади в новый кабинет в Кремле, я договорился о встрече.

Он попросил меня прийти второго апреля, в день, когда вступили в силу новые цены. Я заметил, что у него просторный кабинет — один из тех, что раньше принадлежали заместителям премьер–министра, — а в мире советской бюрократии это имело значение. Мне было интересно понять, думает ли Горбачев о том, чтобы собрать старую команду, или просто пытается защитить старого друга от прямых нападок шовинистов, намеренных вырвать с корнем признаки «нового мышления» подобно тому, как в свое время Джозеф Маккарти старался избавить Америку от «красных». В любом случае Яковлев мог пользоваться влиянием лишь настолько, насколько этого хотел Горбачев, так как у него больше не было политической базы, кроме поддержки Горбачева.

Яковлев пребывал в философском настроении, и я заметил, что он настроен оптимистичнее, чем в наших предыдущих беседах. Не то чтобы он преуменьшал проблемы, стоявшие перед страной: перестройка, сказал он, преодолевает период организованной оппозиции. На селе основой ее являются, как он выразился, «наши новые латифундисты», директора совхозов и колхозов. В промышленности оппозиция группируется вокруг «суперпатриотов» из военно–промышленного комплекса.

Более того, он с казал, что в армии брожение является следствием резко снизившегося уровня жизни. «Эйфория» суверенитета охватила многие республики не только вне РСФСР, но и внутри, А в довершение всего финансовые ошибки, допущенные правительством Рыжкова, в особенности чрезмерное печатанье денег, завели республики в такой экономический тупик, из которого будет тяжело выбираться.

По мнению Яковлева, стране придется выдержать три основных испытания: добиться принятия народом повышения цен, разработать пакет предложений по действенной экономической реформе и, наконец, заключить новый союзный договор. Достичь этого не просто, но возможно. Собственно, он считал, что девять республик могут вскоре подписать союзный договор.

————

Все три задачи, о которых говорил Яковлев, действительно стояли перед страной, и экономические итоги первого квартала года, опубликованные в середине апреля, ясно показали, что те, кто говорил об экономическом кризисе, не преувеличивали.

Предполагалось, что дефицит бюджета составит 31,1 миллиарда рублей в первом квартале, хотя годовой дефицит был запланирован всего на 16,7 миллиардов рублей. Это неизбежно подстегивало инфляцию, уже перешедшую от рысцы к галопу: она достигла 22 процентов за двенадцать месяцев, оканчивавшихся в марте, а это, естественно, было до повышения цен 2 апреля.

Первоначально Горбачев реагировал на это усилением угроз, характеризовавших его политику с прошлой осени. В своем обращении к сокращенному составу Совета Федерации 9 апреля, он потребовал большей финансовой дисциплины со стороны республик и угрожал принять меры против тех, кто не выполняет обязательств по отношению к Центру и отказывается подписывать союзный договор. Он также призвал наложить мораторий на забастовки и запретить политические демонстрации в рабочее время. Единственной уступкой реформам с его стороны был призыв к реализации «земельной реформы» в ходе следующего сельскохозяйственного периода и предложение разработать планы по приватизации части сферы услуг и розничной торговли.

В этой речи, полностью показанной по национальному телевидению, Горбачев обещал, что Совет Министров в течение недели предложит на рассмотрение Верховного совета программу выхода из кризиса. Премьер–министру Павлову потребовалось немного больше дней на подготовку, но к 20 апреля у него был проект для обсуждения с видными экономистами, не входившими в правительство. Встреча с ними не оправдала его надежды на одобрение. К примеру, Григорий Явлинский заявил, что Павловская программа не учитывает инфляции, падения производства, волнений среди рабочих, а также дефицита бюджета и балансовых платежей.