Смерть Иисуса - [4]

– Я пел ее сегодня Хуану Себастьяну. Собирался спеть другую, но, когда открыл рот, получилась она. Вам понятно, про что в ней поется?

Он повторяет песню медленно, тщательно проговаривая неведомые слова.

– Понятия не имею, что это значит. А что сеньор Арройо говорит?

– Он тоже не знает. Но сказал, что бояться не надо. Сказал, если я не пойму в этой жизни, значит, выясню в следующей.

– А ему не кажется, – спрашивает он, Симон, – что эта песня, возможно, не из будущей жизни, а из твоей предыдущей – из той жизни, которая была у тебя, прежде чем ты взошел на борт большого корабля и переплыл океан?

Мальчик молчит. Тут разговор и заканчивается, а с ним – и espectáculo. Но назавтра, когда они с Давидом остаются одни, мальчик возвращается к разговору.

– Кто я был, Симон, до того, как переплыл океан? Кто я был до того, как начал говорить по-испански?

– Наверное, ты был тем же человеком, что и теперь, только выглядел иначе, у тебя было другое имя, и говорил ты на другом языке, но все это смыло, когда ты пересек океан, – вместе с твоими воспоминаниями. Тем не менее в ответ на вопрос «Кто я был?» я сказал бы, что в самом сердце своем, в сути, ты был собой – одним-единственным собой. Иначе какой смысл говорить, что ты забыл язык, на котором говорил, и так далее. Кто же тогда забыл, если не ты сам – тот сам, кого ты хранишь у себя в сердце? Вот как я это понимаю.

– Но я же не все забыл, да? In diesem Wetter, in diesem Braus – это я помню, не помню только, что оно значит.

– Вот именно. Или, может, как предполагает сеньор Арройо, эти слова всплывают у тебя не из прошлой жизни, а из будущей. В этом случае было бы неверно сказать, что эти слова – из memoria, из памяти, поскольку помнить можно только то, что из прошлого. Я бы назвал твои слова profecía – прови́дение. Как будто ты вспоминаешь будущее.

– А ты как думаешь, Симон, это откуда – из прошлого или из будущего? Мне кажется, из будущего. Думаю, это из моей следующей жизни. А ты умеешь вспоминать будущее?

– Нет, увы, я совсем ничего не помню – ни из прошлого, ни из будущего. По сравнению с тобой, юный Давид, я очень скучный человек, совсем не исключительный, вернее даже – я противоположен всякой исключительности. Живу в настоящем, как буйвол. Это великий дар – уметь помнить хоть прошлое, хоть будущее, и, я уверен, сеньор Арройо со мной бы согласился. Тебе носить бы при себе блокнот и записывать, когда что-то вспоминаешь, даже если не улавливаешь смысла.

– Или можно рассказывать тебе, что я вспоминаю, – чтобы ты записывал.

– Хорошая мысль. Я мог бы стать твоим secretario – человеком, который записывает твои секреты. Сделали бы с тобой такую штуку – на двоих. Не ждать, пока тебе что-то придет в голову – таинственная песня, например, – а выделять несколько минут ежедневно, когда просыпаешься утром или напоследок перед сном, чтобы ты сосредоточивался и пытался вспомнить что-нибудь из прошлого или из будущего. Возьмемся?

Мальчик молчит.

Глава 4

На той же неделе в пятницу Давид без всякого предисловия заявляет:

– Инес, завтра я собираюсь играть в настоящий футбол. Вы с Симоном обязательно приходите смотреть.

– Завтра? Я завтра не могу, мой дорогой. Суббота в магазине день хлопотный.

– Я буду играть в настоящей команде. Я буду номер 9. Мне надо надеть белую фуфайку. Ты обязана вырезать цифру 9 и нашить на спину фуфайки.

Одна за другой проступают подробности новой эпохи – эпохи настоящего футбола. В девять утра приедет фургон и подберет соседских мальчиков. Мальчики должны быть одеты в белые фуфайки с черными номерами на спинах, от одного до одиннадцати. Ровно в десять они под командным названием «Лас Пантерас» выбегут на поле и сыграют с «Лос Альконес» – командой из приюта.

– Кто составлял команду? – спрашивает он.

– Я.

– Ты, значит, капитан, вожак?

– Да.

– А кто назначил тебя капитаном?

– Все мальчики. Они хотят, чтобы я был капитаном. Я раздал им номера.

Наутро фургон из приюта приезжает вовремя, за рулем – неразговорчивый мужчина в синем комбинезоне. Не все мальчики готовы – приходится послать гонца, чтобы разбудить Карлитоса, он проспал, – и не все облачены в белые фуфайки с черными номерами на спине, как было велено, и уж точно не на всех настоящие футбольные бутсы. Но благодаря швейными навыкам Инес у Давида на фуфайке – изящная «9», и сам он весь до последнего дюйма смотрится капитаном.

Они с Инес провожают его, едут следом на машине: перспектива того, что ее сын поведет команду футболистов на поле, очевидно, важнее дел в магазине.

Приют располагается на другом берегу реки, в той части города, исследовать которую у него, Симона, никогда не находилось причин. Они едут за фургоном по мосту, через промышленный район, затем по узкой разбитой дороге между каким-то складом и лесопилкой и выкатываются на неожиданно приятный участок прибрежной полосы – к комплексу приземистых строений из песчаника в тени деревьев, а при нем – спортивное поле, где болтается детвора всех возрастов, облаченная в опрятные темно-синие форменные одежки приюта.

Дует пронизывающий ветер. Инес кутается в куртку с высоким воротником; он, Симон, менее предусмотрителен – на нем только свитер.