Смерть и воскрешение патера Брауна - [68]

– Что вы хотите этим сказать? – спросил удивленный репортер. – Разумеется, он выбрался из пропасти, ведь мы видели его.

Священник не ответил на вопрос и внезапно спросил:

– Что вы думаете о Хорне?

– Как вам сказать… Его, в сущности, нельзя назвать преступником, – ответил Бирн. – Он не похож ни на одного преступника, с которым мне приходилось встречаться. Я имею некоторый опыт в этой области.

– А я никогда не считал его никем иным, – спокойно сказал священник. – Пожалуй, вы знаете больше моего о преступниках. Но есть другая категория людей, которая знакома мне лучше, чем вам или даже Нэрсу. Мне приходилось иметь дело с очень многими ее представителями.

– Другая категория людей? – изумленно переспросил Бирн. – Какая же?

– Кающиеся, – ответил патер Браун.

– Я вас не совсем понимаю, – промолвил Бирн. – Вы хотите сказать, что не верите в его преступление?

– Я не верю в его покаяние, – заявил патер Браун. – Я слышал на своем веку много исповедей, и ни одна из них, если только она была искренна, не была похожа на его исповедь. Его покаяние было романтично. Вспомните, что он говорил о клейме Каина. Это взято из книг. Ни один человек на свете, впервые совершивший преступление, не станет так себя вести. Представьте себе, что вы – приказчик или конторщик и что вы в первый раз в жизни украли деньги. Неужели вам тут же придет в голову, что вы совершили преступление, достойное Вараввы? Или предположите, что вы в припадке слепого гнева убили ребенка. Станете ли вы искать исторические параллели и отождествлять ваш поступок с деянием иудейского царя Ирода? Поверьте мне, современные преступления слишком прозаичны и носят слишком частный характер. А почему он вдруг ни с того ни с сего заявил, что не предаст своих товарищей? Ведь этим самым он уже предал их. Никто не просил его предавать или выдавать кого бы то ни было. Да, я знаю, он был неискренен, и я бы не отпустил ему грехи. Хорошо бы мы выглядели, если бы нам приходилось отпускать людям грехи, которых они не совершали.

Патер Браун отвернулся и уставился в морскую даль.

– Но я не понимаю, куда вы клоните! – вскрикнул Бирн. – Какой смысл бродить вокруг да около с подозрениями, когда сам Уайз простил его? Так или иначе, Хорн вылез из этого дела. Он чист!

Патер Браун резко развернулся со скоростью волчка и в каком-то непомерном и неожиданном волнении ухватил своего собеседника за лацкан пиджака.

– То-то и оно! – воскликнул он возбужденно. – Он чист! Он вылез из этого дела! Потому-то он и есть ключ ко всей загадке!

– Ради бога, яснее! – простонал Бирн.

– Да, да, – повторил священник. – Он замешан в этом деле именно потому, что непричастен к нему! Это и есть объяснение!

– Нечего сказать, исчерпывающее объяснение! – возбужденно заметил журналист.

Они несколько секунд молча созерцали ночное море. Потом патер Браун весело сказал:

– Давайте вернемся к холодильнику. Вы все с самого начала пошли по тому неправильному пути, по которому постоянно идут все газеты и все общественные деятели. Вы априори решили, что в наше время ни с чем не нужно бороться, кроме социализма. Все это дело не имеет ничего общего с социалистами. Они в лучшем случае играют здесь роль ширмы для настоящих преступников.

– Не понимаю, как это может быть? – воскликнул Бирн. – Три миллионера убиты в одну ночь…

– Нет! – сказал священник звонким голосом. – Это не так! В этом-то и вся соль! Убиты не три миллионера, а два. Третий миллионер живехонек. И этот третий миллионер навсегда избавился от угрозы, которая была высказана ему в вашем присутствии в самых изысканных выражениях во время беседы, имевшей, по вашим словам, место в отеле. Гэллоп и Стейн угрожали упрямому ветхозаветному старику, что, если он не войдет с ними в компанию, они заморозят его. Вот откуда идет «холодильник»!

Он подождал несколько секунд, потом продолжал:

– Несомненно, в наше время и в нашем мире существует сильное движение социалистов. Но никто не замечает, что, кроме него, есть еще одно движение, не менее современное и не менее действенное. Я говорю о движении в сторону промышленной монополии, я говорю об объединении всей мировой торговли и промышленности в руках трестов. Это тоже революция со всеми последствиями, проистекающими из любой революции. Во имя этой идеи будут убивать и умирать, как убивают и умирают во имя социализма. Этому движению известны поражения и победы, отступления и атаки. Промышленные магнаты имеют, подобно королям, свои придворные штаты. У них есть своя охрана и свои наемные убийцы. У них есть свои шпионы в неприятельском лагере. Хорн был одним из шпионов старика Гидеона в одном из неприятельских лагерей. Но в этом деле он был использован против другого противника – против конкурентов, травивших Уайза за то, что он не хотел вступать с ними в союз.

– Все-таки я не понимаю, каким образом его использовали, – сказал Бирн, – и какой в этом был смысл.

– Неужели вы не видите, что они обеспечили друг другу алиби? – вскрикнул патер Браун.

Бирн некоторое время недоуменно смотрел на священника, но мало-помалу его лицо начало проясняться.

– Это самое я и имел в виду, – продолжал патер Браун, – когда сказал, что они замешаны в этом деле, именно потому что они к нему непричастны. Всякий другой на моем месте сказал бы, что они непричастны к двум другим убийствам, потому что причастны к этому. А фактически они имеют самое прямое отношение к тем двум убийствам, потому что непричастны к этому. Неправдоподобное алиби, и именно в силу своей неправдоподобности оно неопровержимо. Всякий скажет, что человек, кающийся в совершенном им убийстве, безусловно, искренен и что человек, прощающий своего убийцу, тоже не может кривить душой. И никто не подумает о том, что никакого убийства в сущности не было, так что одному нечего было прощать, а другому не в чем было каяться. Оба они доказали, что провели ту ночь здесь. Но дело в том, что фактически они не были здесь в ту ночь. Ибо Хорн в то время убил в лесу старика Гэллопа, а Уайз задушил Стейна в его псевдоримской бане. Потому-то я и спросил, достаточно ли Уайз силен, чтобы выбраться из пропасти.