Смерть и воскрешение патера Брауна - [64]

– Что общего… Ах да, простите, я, наверно, ошибся. Так легко спутать пещеру с холодильником!

С этими словами странный молодой человек исчез, а Бирн продолжил подниматься по лестнице, причем его недоумение все усиливалось.

Войдя в холл, он заметил, что к компании, заседавшей в углу, присоединился еще один человек – с угловатым лицом, редкими волосами соломенного цвета и моноклем в глазу. Звали его Нэрс, и вопросы, с которыми он обратился к Бирну, свелись, главным образом, к выяснению количества членов революционной организации. Бирн был мало осведомлен в этой области и поэтому ответил весьма кратко. Вскоре все четыре джентльмена встали, и тот из них, кто меньше всех говорил, счел нужным произнести заключительное слово.

– Спасибо, мистер Бирн, – сказал Стейн, снимая свое пенсне. – Нам остается только констатировать, что у нас все подготовленно. Завтра в полдень полиция арестует мистера Элиаса на основании улик, которые я предъявлю. Не позднее вечера все трое будут в тюрьме. Как вам известно, я пытался предотвратить подобный исход. Полагаю, это все, джентльмены.

Однако мистеру Джекобу П. Стейну не удалось воплотить на следующий день свое намерение. Не сделал он этого потому, что на следующее утро он был мертв. Вся остальная часть программы также не была выполнена в силу некоторых обстоятельств, о которых Бирн прочел в газете. Там было напечатано гигантскими буквами: «Кошмарное тройное убийство. Три миллионера убиты в одну ночь». Далее следовали более мелким шрифтом разные фразы, обильно приправленные восклицательными знаками. Все трое были убиты примерно в одно и то же время, но в различных, весьма отдаленных друг от друга местах. Стейн – в своей роскошной вилле в сотне миль от побережья, Уайз – неподалеку от своего маленького бунгало, на берегу океана, где он наслаждался морским воздухом и незамысловатой жизнью, а старик Гэллоп – в роще, возле своей загородной усадьбы.

Не было никаких сомнений, что каждой из трех смертей предшествовала яростная борьба. Труп Гэллопа, огромный и страшный, был найден висящим в маленькой роще среди изломанных ветвей, которые обломились под его тяжестью. Он походил на бизона, ринувшегося на острия копий. Уайза, очевидно, сбросили со скалы в море, тоже после долгой борьбы, так как песок на месте преступления был взрыт, раскидан и повсюду виднелись отпечатки его ног. Впрочем, первым предвестником трагедии явились не эти следы, а широкополая соломенная шляпа Уайза, колыхавшаяся вдали на морских волнах и отчетливо различимая с прибрежной скалы. Тело Стейна тоже нашли не сразу. После длительных поисков еле заметный кровавый след привел сыщиков к бане в древнеримском стиле, которую Стейн, имевший склонность к античной архитектуре, воздвиг в саду своей виллы.

Каковы бы ни были сокровенные мысли Бирна, ему пришлось признаться, что прямых улик против социалистов нет. Одного наличия мотивов для убийства было недостаточно. И, кроме того, он никак не мог себе представить бледнолицего юного пацифиста Генри Хорна в роли жестокого убийцы. Правда, богохульствующего Джейка и язвительного Элиаса он считал способными на все. Полиция и человек, помогавший ей производить дознание (этим человеком оказался не кто иной, как таинственный господин с моноклем, именовавший себя Нэрсом), пришли к тому же заключению, что и журналист, – что в данный момент нет никакой возможности предъявить обвинение в убийстве лидерам заговорщиков. А оправдание их за недоказанностью преступления было бы равносильно величайшему скандалу.

Нэрс решил действовать напрямик и привлечь всех трех к следствию. Он пригласил их на частное совещание и предложил им чистосердечно высказать свое мнение. Совещание происходило на ближайшем из трех мест преступлений – в бунгало на берегу моря, и Бирну разрешено было присутствовать на этом курьезном совещании, напоминавшем одновременно и мирную беседу дипломатов, и скрытый инквизиторский допрос. К удивлению Бирна, один из членов необычной компании, собравшейся за круглым столом в бунгало, был патер Браун, причастность которого к этому делу выяснилась лишь значительно позднее. Гораздо понятнее было присутствие молодого Поттера, секретаря покойного. Но не так понятно было его поведение. Он один был хорошо знаком с местностью и даже до некоторой степени являлся, в отношении всех прочих участников совещания, хозяином. Однако он принимал весьма слабое участие в собеседовании и был чрезвычайно скуп на информацию. Его круглое курносое лицо имело вид не столь горестный, сколь пасмурный.

Джейк Хокет, по обыкновению, говорил больше всех. Разумеется, от такого человека, как он, трудно было ожидать, что он проявит такт и будет вести себя так, словно его и его друзей никто не подозревает в причастности к убийству. Юный Хорн весьма деликатно пытался удержать его, когда он начал поносить трех убитых миллионеров. Но Джейк в любой момент готов был с одинаковым пылом обрушиться и на друзей, и на врагов. Он облегчил себе душу совершенно нецензурным надгробным словом покойному Гидеону Уайзу. Элиас сидел неподвижно и казался безразличным; очки скрывали выражение его глаз.