Смерть и своеволие - [2]

— И кто кого теперь пытается отвлечь?

Феррус не ответил, просто указав на доску рукой в латных перчатках.

Фулгрим слегка помрачнел, обратив на них внимание, но быстро пришел в себя. «Кто надевает броню для мирной стратегической игры?», — подумал он, но невысказанные слова были полны такого гнева, что окружающие тени будто начали испуганно отдаляться. И латные перчатки? Какое дилетантство.

— Неужели тебя не сердит, — произнес он вслух, обращаясь к Феррусу, — это прозвище? Горгон. Уродливое создание, монстр из греканских мифов, столь отвратительный, что один взгляд на него превращал людей в камень.

Феррус коротко рассмеялся.

— Я считаю его комплиментом. К тому же я действительно уродлив.

Они вместе посмеялись его самокритичному ответу. Такова была крепость их братских уз: только в присутствии Фулгрима Феррус мог сказать подобное, мог вести себя так непринужденно.

Тем не менее Феррус счел необходимым обосновать ответ. Этого требовала его натура.

— Мои враги каменели от страха при одном лишь моем взгляде, — сказал он, вздохнув. — Если б только все битвы было так легко выиграть.

— Да… — задумчиво отозвался Фулгрим, почти забыв про доску. — Если бы.

Он опять подался вперед, собираясь отпить из кубка, но к своему неудовольствию заметил, что тот уже пуст.

— Мы с тобой друзья, да? — спросил он.

Вопрос Фулгрима заставил Ферруса скептически нахмуриться:

— Разве я не выковал для тебя меч, брат?

— То есть дружба заключается в выковывании мечей?

— Не могу представить себе большего знака доверия, — ответил Феррус с честностью столь простой, что Фулгриму было тяжело ее видеть. — Мы воины, а потому должны быть уверены в оружии, с которым идем в бой. Я бы не взял клинок, на который всецело полагаюсь, от кого попало.

— И ты доверял мне?

Феррус озадаченно нахмурился:

— Доверял?

— Доверяешь. Ты мне доверяешь.

— Ты мой брат, Фулгрим. Конечно я тебе доверяю.

— И всем остальным нашим братьям тоже?

Горгон показал свое настоящее лицо — каменное и суровое, и неожиданно столь мрачное, что свет вокруг, казалось, потускнел.

— Ты ведь знаешь, что нет.

Фулгриму вспомнилось несколько имен. Керз, Магнус, Джагатай…

— Значит, наши узы крепче прочих, — сказал он, расслабившись.

— Такие встречаются редко, как руды Медузы.

Фулгрим тепло улыбнулся, на мгновение забыв, где находится.

— Как, по-твоему, люди вроде нас смогли стать такими близкими друзьями, несмотря на всю непохожесть наших натур?

— Мы не простые смертные люди, Фулгрим.

Феррусу всегда нравилась эта мысль — идея, что он стоит выше их, что он не обычен.

Но так ли сильно отличается мой взгляд на это?

— Ты же понимаешь, о чем я.

Феррус виновато склонил голову.

— Разве наши натуры непохожи?

Ты прав, похожи. Я — хозяин своей, а ты…

— И, в конце концов, разве крепость дружбы определяется сходством? Вулкан и я — оба кузнецы, пусть наши подходы и различны. Я уважаю его мастерство, но я не предпочел бы его общество твоему.

Фулгрим опять откинулся на спинку стула, явно довольный.

— Ты благороден, Феррус. Я хочу, чтобы ты это знал.

Феррус улыбнулся, повеселев.

— А ты до сих пор медлишь с ходом, брат.

— Просто тешу твою гордость.

Фулгрим сделал свой ход, поместив гражданина на уязвимую позицию. Замысел был очевиден, Феррус разгадает его без труда. Но закрытость игры прятала вторую угрозу.

Поле боя было круглым — что являлось распространенным вариантом — и делилось на секторы, которые в свою очередь состояли из колец, соединенных дугами, определявшими форму доски. Шесть спиц выходили из центрального кольца. Фигуры двоих примархов в данный момент располагались вокруг него, но не все были видны. Термин «закрытая доска» означал, что часть фигур, заданных перед игрой, оставалась в резерве. В процессе игры они изображались в качестве простых «граждан» до тех пор, пока сами не открывались или не убивали другую фигуру.

Дивинитарх был единственным способом выявить сущность закрытых фигур. Феррус пожертвовал своим в начале игры, посчитав, что с тактической точки зрения будет выгоднее вывести тетрарха на хорошую позицию.

Фигура воина в доспехах, который салютовал мечом, поднятым к забралу, своей манерой немало походила на самого игрока.

Когда Фулгрим убрал руку от гражданина, Феррус насмешливо фыркнул.

— Меня так просто не спровоцируешь.

Фулгрим поджал тонкие змеиные губы, но, поразмыслив над словами брата, удержался от очевидного выпада. Вместо него он вернулся к прошлому вопросу:

— Ты так и не ответил. Император или тетрарх?

Феррус, поглощенный игрой, улыбнулся.

Приятно видеть его в таком расслабленном состоянии.

Фулгрим внимательно посмотрел на него.

Угловатые скулы. Линии тяжелых бровей, морщины над ними, подобные разломам в скале лица. Массивная челюсть, покрытая темной щетиной. Мощная шея. Уши как у боксера: уродливые, небольшие, неправильной формы. Немного неестественный цвет лица из-за долгих часов в кузнице. Пронзительный, всегда оценивающий взгляд. И каждый волос, каждый крепкий зуб, каждая морщинка и каждый шрам…

— Судьба слепца — это стратегия, больше подходящая для игр против новичков, брат, — произнес Феррус своим характерным мощным баритоном. И опять передвинул тетрарха.